– А как же я?

– А тебя где-нибудь в другой семье поселят. – ответила она.

На следующее утро меня подозвал к себе ротный и сообщил мне, что меня переселяют.

– Куда? – только и спросила я.

– Это многодетная семья. Люди они верующие. Остальные никого брать к себе не хотят, боятся.

– Чего же меня бояться? – возразила я.

– Ну, ты там вещи собери, сама тоже соберись, и вечером тебя перевезут.

Я лишь пожала плечами. За последнее время меня не раз переселяли и поэтому я уже ничему не удивлялась.

4

Дверь открыла невысокого роста миловидная кареглазая женщина. Я вошла в небольшую уютную прихожею. Мне сразу бросилось в глаза количество курточек на вешалке: их было не меньше десятка. Василий Михайлович занес мои вещи.

Женщина представилась мне:

– Меня Надеждой Ивановной зовут. Проходите. – пригласила она.

Из-за дверей выглянуло несколько детских лиц. Сразу стало ясно, что в этом доме много детей.

– А сколько у Вас детей, Надежда Ивановна? – не удержалась я от вопроса.

– Десять. Старшие в Харькове сейчас, у них уже свои семьи. Только самый старший сынок не женится никак. – она улыбнулась печальной улыбкой.

– Ну, считайте, что теперь одиннадцать. – вставил словцо Михайлыч.

– Чего же мы стоим, пойдемте на кухню – там ужин стынет. – спохватилась хозяйка.

Позже, когда Василий Михайлович оставил нас одних, она стала расспрашивать кто я, откуда и как меня отпустили мои родные в такой неблизкий путь. Постепенно, слово за слово, она вытянула из меня мою печальную историю.

– Удивительно! – сказала она, – А ведь у меня тоже сын, как твой друг – врач, и лет ему так же!

– А какой он врач? – невзначай спросила я.

– Хирург.

– Поразительно.

– Что, твой друг тоже хирург?

– Да так, неважно.

В комнату вошла девочка лет четырнадцати-пятнадцати.

– А это моя Леночка. – Надежда Ивановна тепло. – Она тут самая старшая, остальные в Харькове.

Девочка немного постояла, потупившись в пол. Ей было явно неловко в моем присутствии. Потом, смерив меня взглядом, полным недоумения, она повернулась и вышла.

А мы остались пить чай и разговаривать – о своем, о женском… Надежда Ивановна чем-то напоминала мне мою маму, рядом с ней я чувствовала какое-то тепло. А глаза ее чем-то были похожи на глаза Артема, но я тогда решила, что мне это только кажется.

5

Сейчас затишье. Ночью с «той стороны» опять стреляли. Страшно. Людей, живущих здесь трудно по-настоящему понять. Они всегда живут в страхе. Представьте, что вам каждый день приходится засыпать с мыслью о том, что можно не проснуться! Неподалеку от места, где я работаю поваром, в нашем поселке, есть госпиталь. Я ни разу не была там, но Лида говорит, что раненых там много. У нее жених на фронте. Служит. Его призвали полгода назад. Она и приехала. У всех нас тут свой интерес, своя цель, на самом деле. Просто так сюда не поедет никто, поверьте, я знаю, о чем говорю.

Стоят последние дни зимы. Двадцатиградусный мороз сковал все вокруг. Но дело не в морозе. У меня душа замерзла. С тех пор, как… Я знаю, насильно мил не будешь. И если человек не хочет быть с тобой – то нельзя его вынудить. Все это я знаю. Понимаю. Умом. Но не душою. Душа. Она у меня закрыта на десяток тяжеленных замков сейчас. И кто в этом виноват, так это ты, Артем. Ты – мой злейший враг, мой неизбежный мучитель. Лидке хоть есть чего ждать: она жениха с войны ждет. Заметь, жениха. А мы-то с тобой ведь даже женихом и невестой не были. Но знаешь, мне от этого даже легче. Слава Богу, ты для меня никто. И я для тебя никто. Так, бывшая подруга.

«Как странно писать это! Что за чушь? «Враг», «никто», «бывшая подруга». Как странно читать и произносить эти слова. Неужели, неужели мы больше не друзья с тобою? Друг. Да, ты был им, и именно поэтому стал врагом теперь. Когда же мы увидимся с тобою? Неужто никогда? Жаль, я не имею права ни позвонить, ни написать тебе. Нет. Не имею никакого. Жаль.

Простишь ли ты меня, дорогой Артем, за мою ложь? О чем я? Сейчас расскажу. Лида надоела: рассказывает все время только о своем Богдане, рассказывает. А потом возьми да и спроси: «Люда, а у тебя жених есть?». А я и ответила, что есть и что зовут его Артем. Вот так я солгала о тебе.

Жду весны. Хочется, чтобы вместе со снегом и льдом оттаяла душа, чтобы весеннее солнце согрело ее своим теплом, и десять тяжеленных замков упали с нее и разбились вдребезги.

6

В тот день я вернулась «домой» раньше обычного. Войдя в дом, я увидела, что Надежда Ивановна тихо дремлет в кресле. Не желая ее разбудить, я пошла на кухню и стала готовить для всех ужин. Вообще, мы постоянно помогали друг другу. В тот день помочь Надежде Ивановне решила я. Когда на плите доваривался суп, а на столе уже стояла посуда, она вошла на кухню.

– Людочка, какая ты молодец, уже и ужин успела приготовить! – похвалила она меня.

– Мойте руки и зовите остальных. – скомандовала я.

– Сейчас. Я хотела сказать тебе, Люда, кое-что. Завтра ко мне Сереженька приезжает. Он поживет здесь, может пару месяцев где-то.

– Это Ваш сын? – спросила я.

– Да, это мой сын.

– А кто он? Он учится или работает?

– Он художник. Пишет картины на заказ.

– Так нужно будет его встретить?

– Я встречу. Завтра в шесть вечера прибывает электричка. Я давно хочу тебя с ним познакомить. И, между прочим, – Надежда Ивановна заговорщицки улыбнулась, – он еще не женат. Говорит, не до девушек. Все картины свои рисует.

– Вы же знаете, Надежда Ивановна, я никогда не смогу ответить взаимностью кому-то еще.

– Ты верна не тому человеку, Люда. И вообще, есть очень мудрые слова: «Никогда не говори «никогда».

Этими словами закончился наш с нею разговор.

На следующий день я возвращалась домой поздно. Еще будучи у порога, я услышала в доме какое-то оживление. «Кто бы это мог быть?» – подумала я, напрочь забыв о вчерашнем разговоре. Я, уставшая за целый день готовки пищи и уборки, переступила порог дома. В прихожей стояли мужские кроссовки, а на крючке висела черная куртка. Я подошла к зеркалу и увидела в нем измученную бледную девушку с черными, под цвет волос, кругами