отрепетированы, тут нужно соблюдать осторожность.
У меня за спиной поднимается гул – присутствующие начали переговариваться.
– О чьей смерти? – спрашивает Норт, щурясь.
– Джошуа Бёрджеса.
Теперь гул превращается в настоящую какофонию. Норт бьет молотком по столу, чтобы восстановить порядок. Когда публика затихает, я продолжаю:
– Джошуа Бёрджеса нашли вчера утром. Он застрял во льду возле мыса Бамберхук-Пойнт. Меня вызвали в эту таверну, чтобы я осмотрела тело и высказала свое мнение о причине смерти.
Краем глаза я вижу, что Эфраим, услышав холодный тон Норта, встревоженно переступает с ноги на ногу.
– И каково ваше мнение о причине смерти, мистрис Баллард? – спрашивает Норт.
– Убийство.
Восклицания. Перешептывания. Ахи и охи. Вот что творится у меня за спиной, плюс шум от падающих табуретов – люди вскакивают на ноги. Несколько кружек опрокидываются, и я слышу, как капли эля размеренно падают на каменные плиты пола. Смерти в этих местах часты, а вот убийство – редкость. Я продолжаю стоять, лицо у меня настолько спокойное и отстраненное, насколько получается. Не свожу глаз с Норта, а он смотрит прямо на меня, не отворачиваясь. Сидящий рядом с ним Генри Сьюалл переводит взгляд с меня на судью; перо его зависло над книгой протоколов судебных решений.
Норту приходится несколько секунд колотить молотком, прежде чем в суде снова воцаряется порядок.
– Это серьезное обвинение, мистрис Баллард.
– Я никого ни в чем не обвиняю, а лишь информирую о том, что обнаружила. – Я стою прямо и говорю уверенно. – Лицо, торс и пах у него были покрыты синяками. Несколько зубов выбито. Ясно, что его сильно избили, пока он был еще жив. У него было сломано много костей. Шея у него была свернута, трахея открыта, а ниже подбородка вокруг шеи след от веревки. Очевидно, что после избиения Джошуа Бёрджеса повесили. Не думаю, что он был жив, когда его бросили в реку.
Норт смотрит на меня в упор; взгляд его темных глаз очень жесткий, но выражение его лица я никак не могу истолковать. Голос звучит бесстрастно, когда он спрашивает:
– Как вы можете быть уверены, что его именно бросили в воду?
Ах ты подонок, думаю я, ты же никогда раньше не задавал вопросы по поводу моих показаний. Потом я осторожно отвечаю:
– Это вывод, основанный на данных.
– А вы когда-нибудь видели повешенного, мистрис Баллард?
– Да.
Меня изумляет, что он задал такой вопрос, и я не стесняюсь это продемонстрировать. Уж он-то должен знать ответ.
– Видела.
Я игнорирую суету за спиной, не обращаю внимания на толпу в зале, которая продолжает стоять, перешептываться, бормотать. Я так уставилась на Норта, пытаясь расшифровать выражение, которое промелькнуло на его лице, что замечаю человека, который подошел и встал рядом со мной, только когда он начинает говорить.
– Ваша честь, – говорит он. – Могу я обратиться к суду? У меня тоже есть информация, относящаяся к ситуации.
Доктор Пейдж.
Черт. Черт побери.
Когда судья Норт ему отвечает, я наконец понимаю, что значит выражение его лица, которое не могла разгадать: уверенность.
– Конечно. Пожалуйста, сообщите для протокола свое имя и профессию.
– Доктор Бенджамин Пейдж. Дипломированный врач, выпускник медицинской школы Гарварда.
На толпу в таверне Полларда это производит впечатление. Они переговариваются и одобрительно кивают. Подаются вперед. С любопытством его изучают. Кое-кто из молодых женщин выпрямляется и смотрит на него с острым интересом, высматривая обручальное кольцо или иной признак того, что он несвободен. Несмотря на раздражение, не могу спорить с тем, что для нового врача это отличная возможность прорекламировать свои услуги.
– Продолжайте, доктор Пейдж, – говорит Норт более громким и веским тоном. – Суд всегда относится с уважением к словам профессионального медика.
– Я также изучил вчера тело Джошуа Бёрджеса, но, боюсь, мои выводы отличаются от выводов мистрис Баллард.
Норт поднимает руку и жестом приглашает его высказаться.
Пальцы у меня подгибаются, но я все же удерживаюсь от того, чтобы сжать кулак, и спокойно смотрю на доктора Пейджа. Он выходит вперед, к столу, но говорит, обращаясь только к Норту.
– Тело, о котором мы говорим, действительно имеет некоторые… травмы, но я считаю, причина в том, что его протащило по реке сквозь лед и обломки. Бурлящая вода может нанести телу множество повреждений. Кроме того, на теле или около тела мистера Бёрджеса не было веревки, которая говорила бы о повешении. Мое профессиональное мнение: он умер от утопления – скорее всего, в пьяном виде, – а все травмы произошли постмортем.
Пейдж складывает руки на животе с таким видом, будто только что прочел лекцию по анатомии – со всей положенной латинской терминологией – напряженно слушающим студентам. Постмортем! Не нужно быть лингвистом, чтобы понять, что он имеет в виду, но Пейдж знает, что с такими словечками будет выглядеть знающим и опытным специалистом.
Через мгновение Норт прокашливается.
– Мистрис Баллард?
– Да?
– Когда вы изучали тело, вы нашли на нем или рядом с ним веревку?
– Нет.
– А люди, которые его нашли, видели веревку?
– Нет.
– Вы об этом их спрашивали?
– Да.
– Потому что вам это тоже показалось странным?
– Я это отметила, потому что у него на шее остались ожоги от веревки.
Скосив глаза влево, я вижу, что доктор Пейдж криво усмехается краем рта.
Я никакой не писатель. Я записываю факты, а не чувства. Однако многозначительный взгляд, которым обмениваются Норт и Пейдж, отзывается во мне гневным монологом, который бы нашел одобрение у самого Шекспира.
Грязный ты никчемный толстозадый лживый болтун!
Трусливый пьяница, ведьмино отродье!
Падаль вонючая, гнусь прокаженная!
Норт складывает пальцы домиком под подбородком. Размышляет.
– Ожоги от веревки без веревки? А не ошиблись ли вы в анализе того, что увидели, мистрис Баллард?
– Возможно, веревку смыло в реке. Или ее срезали. Или забрали.
– Понятно, – ухмыляется Норт, потом пишет что-то на листке бумаги и протягивает его Генри Сьюаллу.
Пейджа явно послали в таверну Полларда не только опровергнуть мою оценку, но и продолжить дело, допросив свидетелей обо всем, что случилось до его прихода. Эх, зачем я вчера ушла так быстро? Надо было остаться при теле до его отъезда.
Теперь в таверне тихо, все смотрят на нас троих и на наше безмолвное противостояние. Я сверлю взглядом доктора. Пейдж смотрит только на Норта. Но когда Норт наконец отвечает, он смотрит на меня и обращается ко мне.
– Спасибо вам обоим за то, что пришли. И за то, что так тщательно обследовали покойного мистера Бёрджеса – упокой Господь его душу, – но, выслушав показания, суд принимает решение, что Джошуа Бёрджес умер, утонув в результате несчастного случая, как утверждает доктор Пейдж. Дело закрыто. Мистер Сьюалл, внесите это в официальный протокол. – Он смотрит на толпу. – Кто следующий?
Я не собираюсь оставаться и слушать дурацкие жалобы соседей друг на друга по поводу того, что кто-то из них помянул имя Господа всуе. Честно говоря, мне и самой хочется его помянуть. Так что я разворачиваюсь и направляюсь прочь. Меня подмывает попросить Эймоса Полларда притащить Джошуа Бёрджеса в таверну, чтобы весь город сам все увидел. Река никак не могла причинить ему такие повреждения. Уже на полпути к двери – Эфраим движется мне навстречу – меня вдруг осеняет новая мысль.
– Погодите! – Я останавливаюсь. Разворачиваюсь. Делаю шаг назад, в направлении Норта.