— Мангас Колорадас вроде значит Красные Рукава? — чуть нахмурившись, уточнил Авессалом.

— Именно так. Он вырезал в этих местах всех белых, чтобы больше никто не осмелился повторить фокус с попойкой.

Молва утверждала, что Красные Рукава взял себе такое имя из-за алой рубашки, которую некогда носил, но Рафи считал иначе. Всякий раз, слыша об этом вожде, он представлял рукава его рубахи красными от крови виноватых и невиновных, павших от его руки.

Рафи посмотрел на американских старателей, которые трудились в поте лица. Отовсюду слышались стук топоров и удары молотов.

— Похоже, Красные Рукава решил забыть прежние обиды, — подытожил он.

Рафи, Авессалом и Цезарь, за спиной которого ехала Пандора, следовали по уводящей вверх в горы тропинке, с которой открывался вид на шахты. В воздухе стоял аромат кедров, по дну неглубоких ущелий среди ив и сейб бежали проворные ручьи. Щебетали птицы. Рафи всегда поражало, насколько горы отличаются от оставшейся позади них равнины. Они казались раем, а долина — адом, что находился совсем рядом.

На лугу с сочной травой паслось около полусотни лошадей. В хвостах у них застрял репей, а глаза смотрели недоверчиво. Если бы к ним захотел подкрасться койот, ему вряд ли удалось бы добраться до брюха жертвы. Столь же естественно скакуны смотрелись бы и в загоне, откуда их, скорее всего, и украли.

— Своих лошадей не узнаете? — спросил Рафи, кивнув на табун.

— Не-а, — покачал головой Авессалом. — Думаю, вождь, о котором ты рассказывал, припрятал их в одном из своих красных рукавов.

Рафи представлялось очевидным, почему Красные Рукава не пожелал оставить этот край, хотя бледнолицые и опоганили оставшуюся внизу долину.

Посреди кедровой рощи виднелись сгруппированные кучкам типи, навесы и сложенные из веток шалаши. Носилась голая детвора. К небу поднимался дым и аромат жарящейся конины. Рафи кинул взгляд на Пандору, проверяя ее реакцию, но лицо девушки оставалось непроницаемым. Коллинзу подумалось, что из нее получился бы отличный игрок в покер.

Индейские женщины подозрительно косились на путников. Мужчины стояли или сидели группками и курили тонкие сигары. Судя по виду, они бездельничали и от скуки чесали языками, не обращая внимания на гостей, но детвора сбилась в стайки и молча разглядывала бледнолицых.

Цезарь повернулся, чтобы помочь Пандоре слезть с лошади, но девушка и так уже соскользнула на землю. Даже не оглянувшись, она подошла, хромая, к ближайшей группе женщин, готовивших что-то на костре. Соплеменники встретили ее так, словно девушка буквально только что отлучилась и вот теперь вернулась.

— Ты ведь не ждал от нее благодарности, Цезарь? — Рафи кинул на негра косой взгляд.

— Я это сделал не ради «спасибо», сэр.

— Может, нам следует объяснить, откуда у нас эта девушка? — спросил у Коллинза Авессалом.

— Она сама им все расскажет.

Из клубов дыма, окутывающих ближайшую к путникам группу мужчин, показался индеец. Распрямляясь, он делался все выше и выше.

— Боже всемогущий! — ахнул Авессалом. — Дав нем роста не меньше двух метров.

— Легок на помине, — протянул Рафи.

— Это Красные Рукава?

— Похоже на то.

В индейце поражало воображение буквально все, от кривых ног и мощного мускулистого торса до широчайшего лба, на котором уместились бы пять игральных карт. Нос с раздутыми ноздрями напоминал бушприт корабля, идущего под ветром с поднятыми парусами. Рот был таких размеров, что казалось, будто его обладатель способен заглотнуть целиком степного тетерева, оставив снаружи только лапы с когтями, чтобы потом поковыряться ими в зубах. Прожитые годы уже начали оставлять след на лице индейца, и Рафи решил, что исполину по меньшей мере лет шестьдесят.

— Эрмано, произнес Красные Рукава, тьенес табако?[16]

Рафи достал из кармана сплетенный в косичку табак, оторвал половину и протянул индейцу.

— И фосфорос?[17]

— Унос покос. Немного. — Рафи всегда держал в кармане несколько спичек, чтобы никто не узнал, сколько их у него на самом деле. Апачи вечно выпрашивали спички, хотя не испытывали в них никакой необходимости: они могли добыть огонь при помощи двух палочек и пучка сухой травы почти так же быстро, как благодаря спичкам.

— Тъене устед пело де буфало?[18] — спросил Рафи.

Красные Рукава на краткий миг замер, но и этого хватило, чтобы выдать его любопытство. Вождю явно хотелось узнать, зачем бледнолицему понадобилась шерсть бизона.

Выставив ладонь в знак того, чтобы Рафи оставался на месте, индеец кивнул одной из женщин, которая нырнула в типи и вскоре появилась оттуда с большим мешком, который Красные Рукава вручил Рафи.

К ним приблизился подросток лет двенадцати-тринадцати, жаждущий посмотреть на незнакомцев поближе. Из-за косматых черных волос и пончо, сделанного из мексиканского одеяла, было сложно определить его пол, но Рафи почему-то показалось, что перед ним девочка. Двигалась она с угловатой грацией. Пончо доходило ей только до колен, оставляя неприкрытыми жилистые икры, покрытые царапинами и шрамами. Будучи босой, девчушка тем не менее с легкостью ступала по земле, столь густо усеянной острыми камнями и колючками, что сама мысль о том, чтобы пройтись по ней без обуви, вызывала у Рафи содрогание.

Когда девчонка подошла совсем близко, Коллинз понял, что ее внимание привлек не он и не Авессалом с Цезарем. Она разглядывала чалого коня Рафи с таким выражением, будто собиралась заключить сделку.

— Хочешь у меня что-нибудь спереть? Даже не думай, малявка, — сердечно улыбнувшись, произнес Рафи.

Впрочем, ничего удивительного, что девчушка запала на Рыжего — чистокровного першерона на две ладони выше среднего американского скакуна и на четыре ладони выше мексиканских лошадок, на которых ездили апачи. Высокий лоб, узкая морда, широкие ноздри, темная грива и хвост — одним словом, настоящий красавец, причем Рыжий это понимал и вел себя соответственно.

Конь отличался недюжинной храбростью, сообразительностью и даже чувством юмора. При этом Рафи искренне надеялся, что никто здесь не протрубит сигнал в атаку, поскольку знал: услышав его, Рыжий сорвется с места со скоростью выпущенного из пушки ядра.

Девушка, насмотревшись на коня, перевела взгляд на Рафи. Ее огромные черные глаза светились умом и проницательностью, будто под личиной подростка находился кто-то неизмеримо старше. Коллинзу даже показалось, что она вот-вот обратится к нему голосом взрослой женщины. Девушка смотрела ему в глаза очень долго, словно желая показать, что он ее не испугал. Затем она развернулась и отошла в сторону, присоединившись к женщинам, готовившим на огне еду.

— Бес, а не девка, — покачал головой Авессалом. — Нахальная, дерзкая и с явной чертовщиной.

— Сегодня ночью будем по очереди сторожить коней. — По блеску в глазах девчонки Рафи догадался,