В Красной армии штыки

Чай, найдутся!

Без меня большевики

Обойдутся!

и весь идейный пафос оставался нераскрытым.

В караул же мы ходили под песни хулиганские. Потому как остановить после приказа идущий в караулку суточный наряд при оружии практически невозможно. И оттого разносился над лагерем звонкий голос запевалы:

Захотелось старику — топай-топай!

Переплыть Москва реку…

и тут взревывал весь состав караула:

…кверху жопой!

А в карауле начиналась малина, в том числе и буквально. Единственно что — хотелось спать.

И как-то раз курсант роты майора Т. вместо того, чтобы суровым взором обозревать склады ДХ, колючку и лес с караульной вышки, просто сел на пол и задавил массу. И надо ж было так совпасть, что именно в этот момент майор Т. обходил особо отдаленные окрестности окарауливаемого объекта.

Обнаружив опочившего охранника и будучи мужчиной ума поистине выдающегося, майор Т. остановил смену неуставной командой «Тсс!» и начал подкрадываться к часовому, имея в виду изъять у того автомат. Одного не учел — лестница на вышку была старая и скрипучая.

Диспозиция сторон в момент пробуждения такова: курсант сидит на полу вышки, ноги на ступеньках, меж них — АК, удерживаемый двумя руками за цевье. На несколько ступенек ниже — майор Т., его правая рука воздета вверх и взялась за шейку приклада.

Как только скрипнула ступенька и часовой открыл сомкнуты негой взоры, он мгновенно осознал, чем чревата утрата оружия на посту и вцепился в автомат с отчаянием обреченного. С другой стороны, майор Т. мгновенно осознал, что буде он упустит ствол, часовой с чистым сердцем может его валить — нехрен подкрадываться.

Далее последовала молчаливая борьба, сопровождавшаяся угрюмым сопением. Близко по накалу — описание перетягивания карандаша Остапом Бендером и отцом Федором. Молодость, как и в классике, победила. Тянуть вниз весом всего тела майору Т. было куда как сподручнее и начавший упускать автомат курсант принял радикальное решение: просто съездил ротного сапогом по морде, благо далеко тянуться не пришлось.

Майор Т. совершил кульбит с лестницы на караульную тропу, боец вскочил и принялся изображать бдящего часового. Что оставалось майору? Сделав вид, что сжавшая челюсти до судорог смена ничего не заметила, он отправился проверять посты дальше. Подвигом больше, подвигом меньше — пофиг, за ним много водилось.

ЛАГЕРЯ, МУЗЫКА И КВН

Была у нашего лагерного сбора такая забавная фича: музыкальный взвод немного более, чем полностью состоял из КВН-щиков.

Происходило это не случайно, к процессу готовились, потенциальные музыканты всю зиму пятого курса ходили в ДК завода «Серп и Молот», где постигали науку дудения на кларнете и трубе. Были и ребята с музыкальной школой за плечами — малый барабанщик вообще подрабатывал в сессионных составах, а в лагерях радовал нас джаз-импровизациями на ударных.

Формировали музвзвод примерно в мае, и тогда наличие сыгранной команды КВНщиков давало им неубиваемые преимущества — не надо искать лабухов по одному, вот готовый оркестр, бери и пользуйся. Случались, правда, исключения — к примеру, Генрих (прозвище такое) был, как бы это сказать, не шибко музыкален и потому приличный инструмент освоить не смог. Неприличный тоже. А расклад такой — всю команду КВН чохом зачисляют в музыканты.

Кроме Генриха.

Но желание быть вместе и КВН-ская закалка делают свое дело, Генрих заявил, что он играет на тарелках. Ну что там, дзынь да дзынь, не Большой театр, чай. На что ему возразили — э-э-э, нет, у нас уже есть кандидат со стороны и с музыкальной школой. Поняв, что терять нечего, Генрих пустился во все тяжкие:

— А я по особенному играю! Новейшая техника!

— Это как? — обалдел замполит сборов, ведавший в том числе и музвзодом.

— С подкруткой!

И Генриха зачислили. Надо ли говорить, что крепко спаянный и спитый коллектив команды КВН, получив на вооружение drum brass чудил не меньше, чем в гражданском состоянии. Про беговую мелодию Жака Оффенбаха из увертюры к «Прекрасной Елене», марши «Желтая подводная лодка» и «Дым над водой» я уже упоминал, но самое знаменитое происшествие в музвзоде исполнил валторнист Гена Рыбкин по прозвищу «Фиш».

Из-за чего он попал в число залетчиков, я уже и не упомню — может, самовол, может, поддатым поймали, не суть. Главное, что ему полагалось пять суток ареста, о чем объявляли на вечернем разводе. На губу в силу одного забавного происшествия наших не возили, а оставляли после окончания сборов сворачивать лагерь, некоторые бедолаги в палатках до ноября досиживали.

И вот развод, дежурный по лагерю — полковник Головин, зверь, службист до мозга костей.

— Курсант такой-то!

— Я!

— За самовольное оставление лагерного сбора — пять суток ареста!

— Есть!

Ну и так далее. Доходит дело до Генки.

— Курсант Рыбкин!

И тут вместо «Я!» Генка прикладывает к губам валторну и дудит «Слушайте все!»

Офицеры ржут, полковник Головин:

— Орел! Трое суток ареста!

ТРИ ВМЕСТО ПЯТИ

Великих праздников за три месяца лагерей у нас было два: присяга и День строителя. И если на присягу ты полдня стоишь с автоматом в положении «на грудь» и ждешь, когда там вся рота отчитает «пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся», а потом еще участвуешь в спортивном празднике, то День строителя совсем другое дело.

Поскольку институт наш инженерно-строительный, то день отмечали даже распоследние кафедральные офицеры — еще бы, такой повод. Как и на присягу, наезжало море друзей, родственников и знакомых — от Москвы всего двести верст — но в силу того, что гг.офицеры сами выпивали и закусывали, все было гораздо спокойнее и приятнее. То есть весь лагерь был весел, расслаблен и слегка пьян.

За одним исключением — санчасти.

Там рулил прапорщик Петров. Несмотря на располагающее к анекдотам звание, был он неплохим лекарем и вообще персонажем непростым — членом райкома партии и заседателем окружного военного трибунала, ну и просто интересным человеком. Как-то раз заспоривший контингент санчасти обратился к нему с вопросом:

— Тащ прапорщик, а почему все армии в ботинках, одни мы в сапогах?

Петров характерным