Элегантно одетая женщина, одна из многих представительниц среднего класса, которых война вывела из уютных гостиных и отправила работать волонтерами, взглянула на бирку Джози и сверилась со списком, который держала в руках.

– Вы отправляетесь в Питерборо, миссис Бэнкс. Встаньте, пожалуйста, с той группой возле колонны.

Джози послушно исполнила приказание. Группа состояла из детей, пугливо жавшихся друг к другу.

– Привет, – сказала Джози, подходя к ним. – Мы с вами отправляемся в интересное путешествие на поезде.

В ответ она получила несколько робких улыбок. Вскоре вся компания уселась в вагон, и они тронулись в путь. Постепенно городские постройки сменились полями и редкими перелесками, по-зимнему прозрачными и унылыми. Движение было мучительно медленным, состав едва полз, а если навстречу шел товарняк, приходилось пережидать на запасном пути. Нынче грузы стали важнее людей. По мере продвижения к северу стали появляться занесенные снегом участки. Дети в вагоне оживились, многие из них, живя в городе, ни разу не видели чистого белого снега. А некоторые впервые в жизни видели коров и овец. Прильнув к окнам, малыши с интересом разглядывали проплывающие пейзажи.

– Коровы, мисс. Какие большие, верно? – заметил маленький мальчик. – Как думаете, они не опасны?

– Думаю, что нет. Ведь они каждое утро дают нам молоко, – сказала Джози. – Кто-то же должен доить их.

Мальчик уставился на нее, переваривая услышанное.

– Значит, молоко мы получаем из этих коров? – уточнил он.

– Да. Видишь между ног у них вымя? Нужно тянуть за соски и из них польется молоко.

– Да ну, не может быть! – мальчик расхохотался.

Джози не стала признаваться, что сама ни разу не видела, как доят корову.

Три часа спустя поезд прибыл на станцию Питерборо. Путешествие утомило Джози: нескончаемый гомон детей, неровное движение поезда, который то останавливался, то вновь набирал ход, – от всего этого у нее разболелась голова. На перроне их поджидала очередная группа женщин-волонтеров в синих бухгалтерских нарукавниках и со списками эвакуированных. Деловито сверяясь с бумагами, они сортировали новичков, словно пастушьи собаки, загоняющие отару овец. Джози и ее попутчиков направили к припаркованному возле станции зеленому автобусу. Она одной из первых забралась внутрь и, проскользнув в самый конец, устроилась в уголке на заднем сиденье. Перед ней сели двое детей. Девочка помладше горько плакала, содрогаясь всем телом от душивших ее рыданий.

Джози подалась вперед и ласково опустила руку на плечо бедняжке:

– Все хорошо, милая. Нас отвезут в безопасное место. Мы побудем там до тех пор, пока нам не разрешат вернуться.

– Но мы так далеко от дома, – с трудом выдавила девочка между всхлипами. – Как мама найдет меня?

– А мы напишем ей письмо. Когда настанет пора возвращаться домой, маме сообщат, и она встретит тебя.

– Мне некуда возвращаться, – слабым голоском пискнула малышка. – Наш дом разбомбили, а мама лежит в больнице.

Джози не знала, что ответить. Тревога ребенка эхом откликалась в ее собственном сердце. Она точно так же понятия не имела, что ждет ее в будущем. Автобус заполнился детьми. Правда, среди пассажиров оказалась одна женщина с грудным младенцем на руках и вторым малышом, который едва начал ходить. Их устроили впереди возле водителя. Двигатель взревел так, что автобус содрогнулся, а затем рывком тронулся с места, Джози отбросило назад и вдавило в спинку сиденья. Она обнаружила, что рядом с ней сидит девочка постарше, лет тринадцати, в коричневом шерстяном берете, из-под которого виднелись две длинные тугие косы. На бледном лице подростка застыло безучастное выражение. Девочка смотрела на свои худые руки, сложенные на коленях, не желая встречаться глазами с окружающими.

– А здесь вовсе неплохо, – заметила Джози, глядя в окно на пригородные постройки, сливающиеся с окружающими полями. – Следов бомбежек нет. И могу поспорить, здесь нам дадут приличную еду. Как считаешь?

Девочка молча подняла глаза и вежливо улыбнулась.

– Кстати, я – Джози, – представилась Джози. – Мой дом разбомбили. А тебя как зовут?

– Лотти, – сказала девочка. В ее голосе слышался иностранный акцент.

– Ты не англичанка?

Девочка качнула головой.

– Нет. Я из Германии, – и добавила, увидев испуганное выражение на лице Джози: – Родители отправили меня в Англию с Kindertransport[3]. Не слышали о таком?

Джози покачала головой.

– Еще до войны, когда евреев начали преследовать, некоторые родители отправили своих детей в Англию, чтобы мы были в безопасности.

– Так ты приехала без мамы и папы? Совсем одна?

– Одна. – Девочка снова уставилась на свои руки. – Взрослым не разрешили выехать. Только дети.

– Неверное, тяжело было уезжать, – вздохнула Джози. – А что родители? Они пишут?

Джози увидела, как лицо ребенка исказилось от боли.

– После начала войны письма из Германии перестали приходить. Даже не знаю, живы ли они. Конечно, я надеюсь на лучшее: мой папа профессор в университете – крупный ученый, – но наверняка ничего не известно.

– А где ты жила все это время? В Лондоне?

Джози заметила, как по лицу девочки снова пробежала тень.

– Нас приняли еврейские семьи. Меня взяли две пожилые женщины, сестры из Голдерс-Грин. Знаете этот район? Там живет много евреев.

– О, конечно! Это очень милый район Лондона. А дом был красивый?

– Да, красивый. Но вот хозяйки оказались не очень приветливыми. Им не нужен был ребенок, они хотели иметь прислугу. Сестры заставляли меня работать с утра до ночи: таскать уголь из подвала, топить камины, скрести полы, чистить ковры. Однажды я слышала, как они хвастались своей приятельнице, что после моего приезда смогли уволить женщину, приходившую к ним убирать, и сэкономили массу денег. Я плохо понимала по-английски, и сестры ругались, если я путалась и неправильно выполняла их приказания. Мне у них было очень плохо.

– Старые ведьмы, – буркнула Джози, заставив Лотти улыбнуться. – А как ты попала в эвакуацию?

– Когда я стала лучше понимать английский, я услышала об одной организации в Лондоне, благотворительной, которая помогает еврейским беженцам. Однажды вместо школы я отправилась к ним. Там я познакомилась с очень доброй женщиной, она обещала помочь мне. Мы пошли вместе с ней в Голдерс-Грин, и она заявила моим хозяйкам, что им должно быть совестно за