Арабелла была очарована. Она купила соломенную шляпку, шарф и коробку миндаля в сахаре. Спейд повел ее в магазин, торгующий роскошными тканями, среди которых были шелк, кашемир, тонкий лён и смесовые ткани, множества расцветок и узоров. Он достал из кармана плотную карточку, на которой по-французски было написано, что он является производителем исключительных тканей для высококлассных нарядов и будет рад показать управляющей образцы в удобное для нее время.
Управляющая ответила на беглом французском. Эйб, которому было пятнадцать и который учил французский в Кингсбриджской гимназии, попросил ее повторить сказанное, но медленнее, а затем перевел:
— Она будет рада видеть вас завтра утром в десять.
Спейд поклонился и поблагодарил ее по-французски. Его акцент был ужасен, но он одарил ее своей самой очаровательной виноватой улыбкой, и она рассмеялась.
Когда они вышли из аркады, Спейд почувствовал изменение в атмосфере на улице. Некоторые люди праздно прогуливались, но другие были поглощены оживленными разговорами. Не в первый раз он пожалел, что не понимает языка.
Они прошли мимо женщины, сидевшей у обочины за столиком, заваленным газетами на продажу. Взгляд Спейда упал на заголовок, гласивший:
NAPOLÉON A FUI!
— Что там написано? — спросил он Эйба.
— Не знаю. Бонапарт что-то сделал, очевидно, но я не знаю, что именно.
— Спроси у продавщицы.
Эйб указал на заголовок и сказал:
— Madame, qu’est-ce que ça veut dire?
— Il a échappé, — ответила она. Видя, что они не понимают, она повторила еще несколько раз. — Il est parti! Il s’est sauvé! Il a quitté son prison!
— Думаю, он сбежал, — сказал Эйб Спейду.
Спейд был поражен.
— С Эльбы?
Торговка газетами отчаянно закивала.
— Oui, oui, oui! — Помахав на прощание рукой, она сказала: — Au revoir, Elba! Au revoir! — Затем она расхохоталась.
Они поняли, что это значит.
— Спроси ее, куда он направляется, — сказал Спейд.
— Où va-t-il? — спросил Эйб.
— Il est déjà arrivé en France! Au Midi!
Спейд купил газету.
Арабелла выглядела расстроенной.
— Как это могло случиться? Я думала, его охраняют!
Спейд покачал головой, озадаченный и обеспокоенный. Неужели этот человек может вернуться?
— Давай вернемся в наш пансион, — сказал он. — Может, там у кого-нибудь будет больше новостей.
Они остановились в пансионе, которым управлял француз с английской женой, и поэтому он был популярен среди английских туристов. Когда они приехали, все были в гостиной и оживленно разговаривали. Спейд показал им газету, спросив:
— Кто-нибудь может это прочитать?
Хозяйка, Элеонора Делакруа, взяла ее и пробежала глазами по статье.
— Это невероятно! — воскликнула она. — Каким-то образом ему удалось собрать небольшой флот и армию в тысячу человек!
— Там же был англичанин, который должен был его охранять, — сказал Спейд.
— Нил Кэмпбелл, — сказала мадам Делакруа. — Похоже, он отбыл с Эльбы на корабле «Партридж» с депешей для лорда Каслри.
Спейд безрадостно усмехнулся.
— Интересно, что было в депеше, предупреждение о том, что Бонапарт планирует побег?
— Я бы не удивилась, но здесь об этом не говорится.
— Где он сейчас?
— В Гольф-Жуане, на южном побережье.
— Значит, он не едет сюда. Это облегчение.
— Если это правда, — сказала хозяйка. — Эти газеты не все знают.
— Но что он может сделать во Франции, имея всего тысячу человек?
Она пожала плечами, как француженка.
— Все, что я знаю, — сказала она, — это то, что никогда не стоит недооценивать Наполеона.
*
Эймос Барроуфилд собирался отправить большую партию темно-синей мериносовой шерсти на барже вниз по реке в Комб, а затем морем в Антверпен. Это был его первый крупный заказ из недавно освобожденных Нидерландов, и он хотел, чтобы сукно было доставлено быстро и надежно. Он надеялся получить больше заказов от этого клиента и других, а поэтому он лично сопровождал груз через Ла-Манш.
За день до отъезда он ужинал в кофейне на Хай-стрит — жареный ягненок с картофелем — и читал последние новости.
Заголовок в «Газете» гласил:
БОНАПАРТ ВО ФРАНЦИИ
— Черт, — сказал он.
— Того же мнения, — раздался голос, и Эймос, подняв глаза, увидел за соседним столиком Рупа Андервуда, который ел того же ягненка и читал ту же газету.
С годами Эймос и Руп довольно неплохо сдружились, хотя когда-то были соперниками в борьбе за сердце Джейн Мидуинтер. Им обоим было уже за сорок, и Эймоса поразило, как постарел Руп, а затем он понял, что и сам постарел точно так же. Немного седины в волосах, мягкость в талии, отвращение к бегу.
— Бонапарт высадился на южном побережье Франции в местечке под названием Канны, — сказал Руп. — А затем отправился на мессу в местную церковь.
— Хуже всего, — сказал Эймос, — что, похоже, местные жители толпами вступают в его армию.
— Все думали, что он сбежит туда, где у власти остаются его сторонники.
— Я так понимаю речь о Неаполе.
— Но мы снова его недооценили.
Эймос согласно кивнул.
— Есть только одна причина для него возвращаться во Францию с армией, пусть даже и небольшой. Он хочет снова стать императором.
— Разве это возможно?
— Полагаю, многие французы были бы рады его возвращению. Новый король, Людовик XVIII, кажется, сделал все возможное, чтобы напомнить им, почему они вообще устроили революцию.
— Например?
— Я так понимаю, он возродил древнюю королевскую традицию забывать платить солдатам.
— Бонапарт доберется до Парижа?
— Вот и я думаю. Завтра я должен отбыть в Антверпен.
— Это сколько, семьсот-восемьсот миль от южного побережья Франции?
— Что-то около того.
— Далековато.
— И все же я подумываю, не отменить ли мне поездку.
— Дорога в Париж не будет для него легкой прогулкой. Есть части французской армии, которые могут преградить ему путь.
Эймос кивнул. Французская армия теперь, по крайней мере в теории, служила новому королю, и ей будет приказано защищать страну от Бонапарта.
— Да, — сказал он. — От Парижа до Антверпена еще пара сотен миль. А Нидерланды теперь защищают британская и прусская армии. Так что…
— Опасность того, что Наполеон доберется до Антверпена, невелика, как мне представляется.
— А груз у меня солидный, так что я не хочу отпускать его без присмотра. К тому же я планирую встретиться там со своими клиентами, чтобы лично пожать им руки. Дела идут гораздо проще, когда вы видели друг друга в лицо.
— Так что же ты планируешь делать?
— Я еще не принял решения. В конце концов, если подумать, то скольких рулонов синей мериносовой шерсти стоит моя жизнь?
Руп вздохнул.
— Эта проклятая война, — сказал он. — Она уже двадцать два года тянется, а все никак по-настоящему не закончится. Большую часть нашей взрослой жизни она отравляет нам дело. Плюс у нас были хлебные бунты, и разрушение станков, и законы, которые превращают критику правительства в преступление. И чего мы добились?
— Полагаю, правительство сказало бы, что мы предотвратили превращение Европы во французскую империю.
— Вот только мы этого не сделали, — сказал Руп. — Пока нет.
*
Жильцы пансиона с тревогой следили за новостями из газет, которые им переводила мадам Делакруа. Прованс и юго-запад Франции были роялистскими, настроенными против революции и враждебными к Наполеону. Спейд предположил, что именно поэтому тот держался восточной границы, двигаясь на север от Канн по обледенелым горным дорогам. Тем не менее, многие обозреватели уверяли, что его остановят, как только он столкнется с регулярной французской армией.
Газеты сообщали, что за шесть дней он достиг Гренобля, который находился примерно в двенадцати днях пути от Парижа. Но новости доходили до столицы за четыре дня, так что теперь Наполеон должен был быть в восьми днях пути.
И новости из Гренобля были плохими.
