такую западню, что выход оттуда будет только один. Впредь станешь служить мне и Кариму, шаху всех огузов. Мой повелитель будет очень доволен, и моя жизнь станет ещё более благополучной. Возможно, я перестану после этого мотаться всюду под видом торговца и наконец-то получу высокую должность в его окружении. А как же иначе? Это будет весьма заслуженно. Я достоин такого повышения. Не всю же жизнь скитаться по земле и иметь дело с такими, как Фахад, болванами. Видеть их не могу! Торговля у меня хорошая, прибыльная. Её не брошу. Доверю дела младшему брату. Он толковый, справится. Подучу всяким тонкостям дела, с нужными людьми сведу, и всё, а сам буду служить при повелителе. Того и гляди, крупным сановником стану. Почему бы и нет! С головой у меня всё в порядке… Хорошо бы было, если бы так всё и получилось. Такая сытая и спокойная жизнь была бы! Почему же была бы? Будет. Хоть одно радует душу. Фу, притомился я что-то сегодня. Пора спать». Ишбулат скинул длинный халат, присел на постель, стянул с ног сапоги и лёг, заложив руки за голову и вытянувшись во весь свой огромный рост. Вскоре он крепко спал, издавая громкий храп.
* * *
Услышав сквозь сон какие-то звуки, Ишбулат открыл глаза и хотел было присесть, но на него тут же кто-то навалился и придавил к постели. Ему крепко связали руки и ноги. Засунули в рот какую-то тряпку. Туго завязали ему глаза повязкой. Он сильно сопротивлялся, пытаясь освободиться, вырваться из захвата, но ничего не получалось. Вконец обессилев, он затих, тяжело дыша через нос и испуганно вертя головой, пытаясь что-то сказать, но издавая лишь какое-то мычание. Он не успел ни о чём подумать, как получил удар по голове и потерял сознание.
* * *
– Эй, очнись. Такой здоровый на вид, а такой немощный, – услышал Ишбулат.
Он открыл глаза, но ничего не увидел. Вспомнил, что кто-то ворвался ночью в юрту… Окончательно придя в себя, понял, что не ослеп – просто повязка закрывала глаза. Дёрнувшись руками и ногами, почувствовал, что они по-прежнему крепко связаны и что он сидит, привязанный спиной к какому-то столбу. Поскольку холодно не было, он догадался, что находится в помещении. Ощутив во рту какой-то привкус, вспомнил, что рот ему затыкали, но теперь рот был свободен.
– Торговец Ишбулат, – в голосе звучала издёвка. – Или не торговец? Или даже не Ишбулат? Вот я и узнаю теперь всю правду. Ты же скажешь мне всю правду, а, торговец Ишбулат? Или ты из тех, кто сперва очень желает помучиться и лишь потом во всём признаваться? Ну как? Рассказываешь без пыток или с пытками? Как тебе больше нравится?
– Кто ты такой? Что тебе нужно? В чём я должен признаться? Ничего не понимаю. Я и есть торговец Ишбулат, – замотав головой, стал быстро говорить Ишбулат. – Все меня знают здесь. Можете у любого спросить. Они всё подтвердят.
– Так, значит, всё-таки с пытками тебе по нраву, – спокойно, но с явной угрозой в голосе произнёс человек. – Хорошо. Пусть будет по-твоему. Дайте нож. Он достаточно раскалился.
Ишбулат услышал шаги: кто-то подошёл к говорившему. Ишбулат уловил запах раскалённого железа.
– Начнём с твоих глаз. Ты же привык к повязке, вот и будешь носить её всю оставшуюся жизнь… Если, конечно, я оставлю её тебе. Я пока этого не решил, – говоривший вплотную подошёл к Ишбулату и запах усилился.
– Чего ты хочешь? – теряя самообладание, Ишбулат отвернул в сторону голову.
– Нет, торговец Ишбулат, так не пойдёт. Со мной такие уловки не проходят. Пытки так пытки, – говоривший уверенно и жёстко взял рукой его за бороду и повернул к себе лицом, при этом, как почувствовал Ишбулат, приблизив нож к его глазам.
– Хорошо! Хорошо! Я всё скажу! – пытаясь отвернуться от ножа, источавшего жар, прохрипел Ишбулат.
Человек отпустил бороду и, было слышно, отступил на шаг.
– Если я усомнюсь хотя бы в одном твоём слове, сразу же выжгу тебе глаз. И у тебя есть выбор. Какой глаз выжечь первым? – вновь спокойно произнёс человек, и от этого спокойствия Ишбулату становилось всё страшнее.
В том, что он поступит именно так, как говорит, у Ишбулата не было ни малейшего сомнения. Он понял, что перед ним человек, очень хорошо знающий своё дело. Его голос и тон, которым он произносил слова, свидетельствовали о жестоком хладнокровии и непоколебимой решительности.
– Я действительно торговец и меня зовут Ишбулат. Но я не кангл, я огуз, – начал признаваться в правде Ишбулат. – Я служу Карим-шаху. Я лазутчик. – Он замолчал и низко опустил голову.
– Так какой глаз? – спокойно переспросил человек.
– Я говорю правду! – мотнув головой, почти вскричал Ишбулат. – Обо всём, что здесь происходит, я сообщаю ему много лет. С тех пор как он стал визирем. Он хотел вступить в сговор с покойным братом Фатих-шаха, чтобы тот помог свергнуть Хан-суна-шаха, но Фатих-шах как-то узнал об этом и сделал всё так, чтобы казнить брата и не нарушать договорённости между ним и Хан-суна-шахом о мирном соседстве… Теперь ты веришь, что я говорю правду?! Что ты хочешь ещё узнать? Я всё скажу… – Ишбулат поднял голову и замолчал.
– Это давняя история. Что-нибудь посвежее хотелось бы услышать, – тем же тоном произнёс человек.
– Посвежее? – дрожащим голосом промолвил Ишбулат и на мгновение задумался, вновь опустив голову. – А, вот что. – Он поднял голову. – Здесь лазутчик усуней под видом торговца, ну, как и я. Его имя Фахад. Он там, на базаре торгует. Я вчера виделся с ним… Или уже не вчера. Я же не знаю, сколько дней был без сознания. Мы познакомились на главном базаре у огузов, ну у меня там. Визирь Карим, вернее, Карим-шах, дал такое задание. Я должен был в разговоре с ним, ну с этим Фахадом, сообщить о том, что визирь Карим очень сильный и могущественный сановник. Я так и сделал. Для чего это нужно было, не знаю. Это всё. Ну а на днях я случайно увидел этого Фахада здесь, на базаре.
– А почему ты так заинтересовался работником этого Фахада? Тем, что носит повязку на лице? – продолжил допрос человек.
– О, я только что понял, кто он! – вдруг воскликнул Ишбулат и дёрнулся всем телом. – Я как увидел его, ну этого, в повязке, так сразу понял, что знаю, но все эти дни не мог вспомнить, кто это. Его глаза я узнал, а кто он, так и не мог вспомнить. Теперь только вспомнил. Это главный визирь Джарбаш. Вот кто
