Валериан, Аннулин и Кандид посмотрели на Лета. Тому не надо было оглядываться – он знал, чего все ждут от него. Именно он проводил с Севером больше всего времени – и до, и после того, как они оставили Верхнюю Паннонию. Именно он вручил Северу голову Нигера. Дело, с которым они явились, было весьма щекотливым. Не зная, как воспримет его император, легаты решили, что говорить должен Лет, ближайший соратник Севера, которого тот ценил больше всех.

– Сиятельный… – несмело начал Лет.

– Говори, говори, – подбодрил его Север. – Вы пришли очень вовремя. Выпейте со мной. – Он повернулся к рабу. – Кубки и вина для всех!

Каллидий спешно отправился исполнять повеление хозяина.

Минута-другая – и четыре золотых кубка были полны вина. Император встал, готовясь произнести здравицу.

– За единство Рима! За разгром всех наших врагов и за Юпитера!

– За единство Рима, за императора Севера, за Юпитера! – воскликнули четверо военачальников – хором, словно подготовились к этому заранее.

Возглас шел из самых глубин души: они были крепко привязаны к Северу, считая, что тот делает все правильно – в Риме, на границах империи, в борьбе с врагами… Но сейчас они пришли, чтобы кое-что прояснить и кое-чего потребовать.

Осушив кубок, Лет поставил его на стол под стенкой палатки. Затем вернулся на середину и встал перед императором:

– Сиятельный, мы пришли, потому что легионеры беспрестанно говорят об одном и том же.

Улыбка Севера слегка потускнела. В голове стали роиться мрачные мысли. Правда, он еще был опьянен радостью победы, все опасности казались далекими. Солдаты не поделили добычу? В валетудинарии плохо лечат раненых? Приближается еще одно неприятельское войско? Вологез решил предпринять наступление? Но разве он не занят подавлением мятежа в Мидии? А может, легионерам выдали не все жалованье?

– О чем же они говорят? – спросил он, по-прежнему спокойно, без напряжения, но уже понимая: что-то произошло. Кто же решил прервать его наслаждение победной ночью?

Лет сглотнул слюну.

– Это касается императрицы, – сказал он наконец.

Север с самого начала знал, что Юлия приносит ему много пользы, но ее присутствие вызовет недовольство легионеров. Он не знал еще, в чем дело, но вот они, неприятности – после стольких битв и походов. Казалось, солдаты смирились с тем, что супруга императора повсюду сопровождает его, но теперь выяснилось, что это не так.

– Что же они говорят о Юлии?

И Лет рассказал.

Во всех подробностях.

Слушая его, Септимий Север растирал кончиками пальцев виски, не прерываясь ни на секунду.

Палатка императрицы Юлии Домны близ Нисибиса

Римская императрица распустила волосы. Рабыни вымыли, почистили и умастили ее. Здесь, близ возвращенного Риму Нисибиса, в изобилии имелась вода, и Юлия решила омыть все свое тело. На ней были палла, стола и изысканная туника из хлопка, тонкие и в меру облегающие одежды: под ними угадывались прекрасные изгибы стройной фигуры, гладкая кожа, упругая грудь. Да, она была красива, как прежде. Знала это. И рассчитывала на это. Она чувствовала себя поразительно хорошо – это обнадеживало. После сокрушительной победы на Востоке ее муж должен был смягчиться.

Юлия вздохнула.

Она скучала по сестре, но та осталась в Эдессе с Алексианом: Север попросил его следить за порядком в соседней Осроене, пока сам он совершает поход в Месопотамию. Разумный шаг – но Юлия лишилась своей ближайшей наперсницы, дававшей отраду во время бесконечного путешествия.

Снаружи послышались возгласы. Юлия без труда узнала повелительный голос супруга. Занавеси отодвинулись, и в палатку вошел Септимий Север – без разрешения, без предупреждения.

Юлия повернулась к нему.

– Уйдите все, – сказала она.

Умастительницы побросали склянки с мазями, притираниями и маслами и спешно покинули палатку.

Север, ворвавшийся, как вихрь, сделал шаг в сторону, выпуская рабынь. Когда супруги остались вдвоем, он принялся расхаживать вокруг Юлии. Его мужской взгляд подмечал все: стройный стан, мягкие очертания тела, смуглую, как у всех сирийцев, кожу, длинные, недавно расчесанные волосы… И над всем этим витал опьяняющий аромат розовых лепестков – императрица разбрасывала их вокруг своего ложа, где бы ни останавливалась.

– Люди… мои военачальники во главе с Летом пришли говорить со мной… о тебе и твоем присутствии в действующем войске, – наконец произнес император.

Юлия кивнула, хотя ничего не понимала. В течение всего похода против Нигера император смирялся с ее пребыванием в войске, она стала чем-то вроде дополнительной поклажи. При этом супруг никогда не выказывал к ней пренебрежения, хотя порой гневался, как после битвы при Иссе. После вступления в Эмесу, ее родной город, он позволил ей и детям показаться во время торжественного шествия – и тогда она сочла, что ее отношения с мужем и его воинами наконец начали улучшаться. Что же случилось? Военачальники пожаловались на нее? Все эти месяцы она считала, что хорошо понимает происходящее вокруг, а теперь словно очутилась во мраке. И это было очень неприятно.

– О моем присутствии? – переспросила она, чтобы выиграть время для размышлений.

Север ходил по кругу, пожирая ее горящими глазами. Юлия хорошо понимала, что значит этот взгляд. Но почему сейчас, после того как военачальники на нее пожаловались?..

– Мои легаты предложили… нет, настойчиво попросили… Да, мои легаты попросили провозгласить тебя матерью лагерей.

Описав очередной круг, император наконец остановился. Юлия дышала спокойно, но ее сердце билось часто.

– Матерью лагерей… Как Фаустину, жену Марка Аврелия?

– Да.

– Это… звучит неплохо.

– Неплохо.

– Выходит, солдаты довольны мной и тем, что я совершаю поход вместе с ними? – продолжила Юлия, медленно и негромко.

Муж, который уже сузил круги, хорошо все слышал.

– Да, – подтвердил Север, сделав еще один шаг к Юлии.

Теперь они стояли почти вплотную друг к другу.

– Значит, – шепнула она ему на ухо, ибо Септимий наклонил голову к губам Юлии, чтобы лучше ее слышать и впитывать ее запах, ее естество, – значит, я была права, настояв на том, чтобы сопровождать тебя в этом походе.

Север слегка отстранился, сделал шажок назад, но глаза его, устремленные на Юлию, по-прежнему блестели.

Она, в свою очередь, смотрела на него в упор и ждала.

Север, хотя и через силу, но все же произнес это слово:

– Да.

Юлия Домна на миг прикрыла глаза. Затем подняла веки, чтобы продолжить разговор:

– Что будешь делать?

– Провозглашу тебя матерью лагерей.

– Помимо августы.

– Именно так. Во время этого похода я принял два титула – «Парфянский и Арабский», а также «Парфянский и Адиабенский». Будет справедливо, если моя супруга, помимо титула августы, станет носить еще один, тем