Фанни молча кивнула. Правда, она мечтала о другом, но, возможно, выросшему в приюте подкидышу большего не достичь.

Йозефа же, наоборот, радовалась, что будущее ее любимицы вскоре устроится. Помогая Фанни кроить, она рассказывала о красивом современном здании школы и о предметах, среди которых были не только ведение хозяйства, стирка, шитье, вышивание, готовка и выпечка, но и уроки хороших манер и искусства вести беседу. Фанни молча слушала. Лишь когда речь зашла о том, что ученицы сами оплачивают учебу, работая на кухне, в прачечной и швейной мастерской принадлежащего Санкт-Йозефинуму пансиона для девочек, она спросила:

— Я тоже буду жить в пансионе?

Йозефа уставилась на нее. Об этом она совершенно не подумала. Пансион стоил денег, которых у них не было. Поскольку жить в приюте Фанни дальше не могла, оставался всего один вариант.

— Во время учебы будешь жить у меня, — объявила Йозефа. — Спать можешь на диване, а характерами мы сойдемся, правда, детка? Через три года ты съедешь, а я уйду на заслуженный отдых.

«Через три года госпоже Пфайфер будет уже семьдесят», — подумала Фанни с изумлением. Быть может, она оставила бы многолетнюю службу надзирательницы воспитательного дома для сирот уже в этом году, если бы девушка так не просила пойти учиться дальше.

Йозефа ткнула ее в бок, и Фанни вздрогнула.

— Так что ты думаешь о моем предложении?

— Звучит неплохо, — осторожно ответила Фанни. — Предложить поселиться у вас очень великодушно с вашей стороны.

Йозефа пристально посмотрела на нее:

— Так решено?

Девушка закусила губу.

— Может, я все-таки не пойду учиться дальше, а сразу устроюсь на работу? Я слышала, что на окраине, в Кайзермюлен, ищут прачек.

Йозефа сглотнула. Она знала, насколько тяжела работа в прачечной: щелок для стирки разъедает кожу, а воздух в помещениях настолько влажный, что у многих прачек развивается ревматизм. Она ни в коем случае не хотела, чтобы ее любимица гнула спину в таком месте! Йозефа потрепала Фанни по щеке:

— Не волнуйся, детка. Я все рассчитала так, чтобы выйти на пенсию через три года, и ни днем раньше.

После ужина Фанни вернулась в швейную мастерскую и оглядела сколотое булавками платье, надетое на манекен. В мягком свете газовых ламп оно казалось воздушным, как наряд королевы фей. Девушка радовалась, что наденет его на предстоящий бал.

«Интересно, понравлюсь ли я в нем мальчикам из городской школы?» — подумала она.

По традиции две соседние школы устраивали общий выпускной. Мысли об этом сильно волновали Фанни. Она не знала ни одного мальчика своего возраста, не говоря уже о более взрослых юношах вроде выпускников городской школы, которым было никак не меньше шестнадцати. Девушка решила веселиться весь вечер и не пропускать ни одного танца.

Она подошла к столу, над которым сиреневым облачком парила нижняя тюлевая юбка, тоже раскроенная и сколотая. С тюлем в руках Фанни села за швейную машинку у окна. На улице уже почти стемнело, а газовый свет не годился для шитья, но девушку это не остановило. Она насадила катушку на стержень и потянула нитку, чтобы вдеть ее в ушко иглы. Затем из отделения под прижимной лапкой вытянула вторую нитку, после чего протолкнула тюль под иглу и поставила правую ногу на педаль. «Так-так, так-так, так-так», — затарахтела старая швейная машина. Ткань медленно двигалась, бережно влекомая руками Фанни. Разобравшись с тем, как работать с новым для нее материалом, швея увеличила темп. Равномерное тарахтение машинки всегда успокаивало ее, и сомнения по поводу учебы отступили.

«Хорошо, что я могу учиться дальше, — думала Фанни. — А своему пути я все равно буду следовать. Куда бы он меня ни завел».

Глава четвертая

Вена, 1909 год

Фанни стояла посреди Флориангассе и, запрокинув голову, смотрела на фасад старого трехэтажного доходного дома. Оба окна квартиры Йозефы на втором этаже были темными, но это еще не означало, что там никого нет. Девушка знала, что пожилая женщина с трудом ходит и редко покидает дом. Скорее всего, она на кухне, выходящей окнами во двор и, в отличие от комнаты, отапливаемой в холода.

Набравшись смелости, Фанни позвонила в дверь. На втором этаже послышался шум. Через некоторое время у нее над головой открылось окно, из которого высунулась Йозефа. Она посмотрела на девушку, стоявшую на тротуаре с вещами, и, не веря своим глазам, спросила:

— Это ты, Фанни?

— Да, — ответила та и встала под фонарь, чтобы наставница смогла ее получше рассмотреть. Был ранний вечер, но в конце октября к этому времени уже темнело.

— Бог в помощь, госпожа Пфайфер!

— Иисус и Мария! — Йозефа покачала головой. — Раз уж ты снова тут со всем барахлом, ничего хорошего ждать не приходится!

— Может быть, вы впустите меня? — попросила Фанни. — Я все объясню.

— И слышать ничего не хочу! — Йозефа захлопнула окно.

Фанни тихо вздохнула. Через несколько минут в коридоре раздались шаркающие шаги. Со скрипом повернулся ключ, открылась задвижка, и Йозефа, распахнув дверь, встала на пороге.

Девушке показалось, что с их последней встречи бывшая наставница стала меньше ростом и начала всем весом опираться на клюку. Жидкие седые волосы Йозефы покрывала тонкая сетка. Поверх ночной рубашки был надет длинный шлафрок и наброшен шерстяной платок для защиты от осеннего холода. Летом надзирательнице исполнилось семьдесят два, и это было заметно. Однако ее темные глаза остались ясными и с неодобрением смотрели на молодую воспитанницу с багажом.

— Значит, ты снова потеряла место!

Фанни подавленно взглянула на нее:

— Госпожа Пфайфер, неужели об этом нужно говорить на улице? Пожалуйста… — Она тихо добавила: — Мне больше некуда пойти.

Йозефа недовольно наморщила лоб. В модной шляпке-цилиндре с дерзким пером, элегантном пальто и темно-красных кожаных сапожках на пуговках Фанни не выглядела бездомной. Пожилая женщин язвительно отметила:

— Выглядишь так, будто могла бы остановиться в «Захере». — Впрочем, хотя Йозефа часто критиковала экстравагантный вкус своей любимицы, она никогда не указала бы малышке на дверь. — Ладно, заходи. — Она отошла в сторону.

С облегчением Фанни подняла чемодан со всеми пожитками и деревянный футляр, в котором находилось ее самое ценное имущество — швейная машинка фирмы «Зингер», купленная два года назад с первого жалованья.

Поставив вещи в коридоре квартиры Йозефы, Фанни вслед за хозяйкой прошла на кухню. Там невыносимо пахло капустой, но зато было тепло.

Кухня представляла собой узкий прямоугольник с бело-серым крапчатым