Куда? В Литву! — и бросил трубку. В Литву! — и хлопнул дверью. А остальное я дорисую в колхозной гостинице. Штука по-польски искусство, а пенёдзы — деньги. Неверно, что пенёдзы — это китайское слово. И камикадзе — не грузинское, и сигуранца — не японское, и волк — это не самоназвание, а самочувствие.

Как вы себя чувствуете? Как волк — нормально, как шакал — спасибо, ничего, как собака — хуже некуда, как выхухоль — совсем никуда.

Крутые

Они отшкурили женщину из японской мифологии — завтра они разбросают своих людей по точкам.

Они отлачили череп камикадзе с трещиной возле виска — завтра они перегрызут горло конкурентам.

Они уложили в ящики тьму богдыханов из древних сюжетов — завтра они захватят рынок и сделают бабки.

А сейчас они ощетинились в тамбурах, дымят, сплёвывают — доказывают друг другу, почём жизнь, ибо видят её насквозь, как испытавшие её на своей дырявой шкуре. Конечно, они секут с пол-оборота всё, что ни попадается им на пути Москва — Вильнюс, — меня, например, как шпиона из конкурирующей стаи вонючих интеллигентов, едущих им, крутым людям, поперёк горла в купированных вагонах.

Конкурирующая стая — волк, шакал — мои, по словам поэта, случайные попутчики по купе, просекают меня так же, как и их вонючие враги, собаки из вагонов похуже.

— Да, — говорит волк без выражения и шакал с восхищением, — мы не интеллигенты, мы — герои эпоса, и на нашей стороне — крутые предания и директор Вильнюсского рынка Валентин, и сама натура натурата.

Она-то, натурата, и призывает их во имя генетической перспективы — так мои попутчики секут европейскую мысль своими словами — показывать зубы и рыскать. Кое с кем, кстати, всегда можно договориться — в плане отстёжки, — и не только насчёт мелких гарантий собственной безопасности, но и насчёт крупной небезопасности для конкурентов, если те, конечно, не спрячут зубы и не перестанут шестерить тех, кому они должны пятки лизать, а вместо этого торчат у них в горле как кость поперёк горла. И если какой-нибудь темнила захочет вынюхать у фирмы секрет массы, то разговор тут может быть только один — крутой!

Грубо говоря

— Что это за фигуры?

— Это такие брелки, — говорит шакал, и волк его поправляет: — Брелоки, — для ключей из японской и другой мифологии.

— А из чего они сделаны?

— Грубо говоря, это такая секретная масса, имитирующая слоновую кость, — отвечают волк с шакалом, — тук, тук, тук, — трижды стуча черепом харакири по доскам и как бы показывая покупателю, что масса хоть и имитирующая, но прочна, как подлинная, — тук, тук, тук, — и что такова же их решимость — сделать нешуточные бабки, — тук, тук, тук, — то есть кости, имитирующие деньги, — тук, тук, тук, — то есть тут (тук-тук) сказано всё, и больше вы ничего не услышите — тук! — то есть dixi, и не спрашивайте, каков состав массы, потому что у каждого мастера свой секрет.

И у меня. Только я его скрываю. Только я что-то темню. Иначе — зачем я тут?

И когда я выставился рядом с волком и шакалом, когда я разложил свой товар — мои письма на всякие случаи жизни, — всем конкурентам стало ясно, что я не конкурент, что я не шпион, что я хуже, чем то и другое, что я — ублюдок, что я профанирую решённое дело их нешуточной жизни, что я, как пасынок, клевещу на грудь их матери за то, что та, естественно, отдаёт предпочтенье своим кровным любимцам — да, волку, да, шакалу, а не мне, обречённому на коммерческий неуспех выхухолю, или птичке непизди, и не еби Муму, и не спи в одном ботинке. Режим Нджамены, происки в Джибути нас не ябути. А нас ябути: террор невыявленной сути и выбор жизненного пути. Такая вот штука. Штука по-польски — искусство, по-нашему — тысяча (рублей). Пять рублей по-литовски — пенки рублей. «Золото для нас» по-латыни — Oro pro nobis. Выглядит оно и звучит как Ora pro nobis — молитесь за нас.

Золото для нас

Золото — «Oro» — я написал, а точнее, каллиграфически исполнил чёрной тушью, для — «pro» — красной скарлаттой, а нас — «nobis» — золотом. Это письмо на тот случай жизни, когда он представится. Другие пенки (пять) писем на — как я их озаглавил — разные случаи жизни — уже готовы, но ещё не высохли. Вот они высохли.

Любовное письмо

Я знаю, жребий мой измерен, но — на фоне розового сердечка, — чтоб продлилась жизнь моя — под сердечком — я ночью должен быть уверен, что с вами днём увижусь я. Укрывшись этим одеялом, лежит золотое солнышко на белой подушке и серебряная луна на чёрной.

Гневное письмо

Написано золотом:

«Идите вы к» — ниже нарисована чёрная бабушка с рожками, хвостом и белым передником. На переднике золотом: «Чёртовой бабушке!»

Привет из Вильнюса

Овальный портрет Казюкаса, литовского святого, покровителя праздника мелких кустарей. Сами литовцы изображают его в виде деревенского растебая — недотёпы, усатого, патлатого, в традиционной соломенной шляпе с — моя выдумка — полями-радугой из трёх полос: желтой, зелёной, красной — государственными цветами Литвы до такого-то года.

Чтобы не подпасть под подстрекательскую статью, к красной полосе я пририсовал оранжевую, усилив тему радуги, увы, в ущерб литовской самостийности.

Объяснительная записка

Чёрный человек в шляпе, галстуке и с портфелем бежит внутри круга как белка: «Ей-богу, я торопился!» Белый галстук в золотой горошек.

Оригинал сгоревшей рукописи

Написано золотом: «Н. В. Гоголь». Г — красное. Чёрным: «Мёртвые души». Снова золотом: «томъ 2». Под заглавием видны отчётливые следы черновой, с зачёркиваниями и исправлениями работы писателя.

Его рукопись снизу подожжена и обуглена самым настоящим образом, как бы зачёркивая и подчёркивая эффект его присутствия — я там был и вы там были, но на полпути свернули — так сказал поэт про меня и моих покупателей, ибо я как продавец так ничего и не продал, а они, мои покупатели, так ничего и не купили, хоть и приценивались.

Хенки-пенки

Видимо, их смутила цена, написанная так же, как и всё остальное, — самым настоящим, красивым образом — с употреблением золота и красной скарлатты. Любовное письмо вместе с гневным стоило 25 франков. Объяснительная записка и привет из Вильнюса — 15 долларов, а оригинал сгоревшей рукописи, как и «золото для нас», — 7 фунтов.

Многие обращали внимание только на