воды. При мысли об этом меня пробирал холодок.
Дать заглотить мою руку. – Не думай его хватать, – напутствовал меня Гек. – Напорешься на колючки – пиши пропало.
– На какие колючки?
– У них сверху и снизу колючки с ядом. Тебе надо сделать так, чтобы он сам на тебя набросился.
Из воды торчала только моя голова. Я шевелил пальцами. Проходили минуты, потом еще много минут.
– Ничего у нас не получится, – сказал я.
– Получится.
– А если я вдруг наткнусь на кусающуюся черепаху?
– Я никак не привыкну к тому, как ты разговариваешь, – сказал Гек.
– Твое дело. Я вот боюсь, что тут проще простого наткнуться на черепаху. А может, и на бобра. Здесь и мокасиновые змеи наверняка водятся. Что я делаю? – Я посмотрел на Гека. – Не буду я это делать.
– Подожди немного, – сказал Гек.
Я почувствовал, как меня куснули за средний палец правой руки.
– Я что-то нащупал. То есть правда нащупал. Что-то нащупало меня.
Я энергичнее зашевелил рукой, и меня тяпнули за другой палец. А потом заглотили всю кисть. Страшное ощущение, тем более неприятное, что, когда я попятился, меня потянуло вперед, и рука моя едва не по локоть скрылась в пасти рыбины. Та оказалась такой огромной, что я мигом забыл и о змеях, и о черепахах.
– Поймал? – спросил Гек.
– Это меня поймали, – ответил я.
– Тащи.
– Тащу.
– Давай помогу. – Гек побрел ко мне, но обнаружил, что ему здесь с головой. Он вынырнул, перепуганный.
– Стой где стоишь, – приказал я.
Сом явно попался гигантский. Я никак не мог отыскать точку опоры – ноги скользили по дну, – и приходилось рассчитывать только на силу рук, а ее оставалось не так чтобы много, поскольку рыбина билась и пыталась меня утопить. Сом извивался. То есть мне казалось, что он извивается, потому что я сам извивался. Мир стал мокрым и черным. Я погрузился в муть Миссисипи. Я не видел ни зги. Не мог поймать равновесие. Я ничего не слышал, хотя Гек наверняка кричал. Грудь мою сдавило – но отчего именно, я не понял. Я боролся отчаянно. Представил себе лицо Нормана. Вспомнил его выражение, когда я видел его в последний раз, перед тем как Норман пошел ко дну, – смесь страха, досады, смятения и злости. Иными словами, в тот миг он выглядел как раб. Я увидел безжизненное лицо маленькой Сэмми и увидел в ее лице мою красавицу Лиззи. Если я хочу еще раз увидеть Сэди и Лиззи, мне надо высвободиться, глотнуть воздуху. Тут мне снова явился Джон Локк, пусть для того лишь, чтоб сообщить, что жизни моей угрожает опасность.
– Опять вы, – сказал я. – Вы пришли, чтобы снова выступить в свою защиту из-за оправдания рабства?
– Думай об этом как о войне, – ответил мне Локк. – Тебя победили, и пока война не закончится, ты будешь рабом.
– И когда же война закончится? – полюбопытствовал я.
– А закончится ли? Вот в чем вопрос. Кто осмелится утверждать, что она закончится? Война продолжается, пока победитель не объявит, что она завершилась.
– Но если я на войне, у меня есть право давать отпор. Логичный вывод, не так ли? Мое право, а может, и долг, убивать врагов.
– Видишь ли…
– Мои враги – те, кто готов меня убить. Я прав, Джон?
– Видишь ли…
Я рванул, оттолкнулся и выскочил на поверхность. Я вдохнул этот мир и увидел небо, полное облаков. Собравшись с силами, я потянул что было мочи. Зверюга выскочила из своей земляной норы и пулей – голова, жабры, хвост, – вылетела из воды.
– Иисусе, Джим! – закричал Гек.
Я рухнул на мелководье, рука моя так и осталась в рыбе.
– Он весит добрые полсотни фунтов, – сказал Гек.
Я заметил усы, и на мгновение мне показалось, что это не рыба вовсе. Но потом я увидел ее ясно, и она, признаться, меня напугала – тем, как вытаращила на меня глубокие черные глазища, тем, как упорно цеплялась за жизнь. Я поднял рыбу над водой и перенес на берег. Только тогда она выпустила мою руку из своей широченной пасти. Сом плюхнулся на землю. Гек подкрался, схватил его за жабры и оттащил на траву.
– Иисусе, Джим, – повторил он.
Я вымыл руку от слизи мутной водой Миссисипи. Гек был прав – сом и впрямь весил добрые полсотни фунтов, если не больше, – а я вытащил его из норы и выбросил на сушу, но не почувствовал ни удовольствия, ни радости, ни облегчения. Гек крепким сучком лупил рыбу по голове, пока она не затихла.
– Ужин. – Гек выпрямился.
Я улегся на берегу – корневища кустов впивались мне в спину – и зажмурил глаза так плотно, будто бы запер на ключ.
При виде нашей добычи Гек обрадовался как ребенок. Я вспомнил, что он, по сути, и есть ребенок. Он мог бы идти по жизни, не зная того, о чем я ему рассказал, и труднее ему от этого не жилось бы. В эту минуту я осознал, что открыл ему правду ради себя самого. Я хотел, чтобы у него был выбор.
Глава 4
Полсотни фунтов сомятины – столько двоим не осилить, кем бы ни были едоки. Я переел, поскольку считал, что в долгу перед этой рыбой. Столько еды пропадет даром, ведь сушить ее на потом некогда. Немного рыбы Гек завернул в листья – сказал, для наживки: он по пути постарается что-нибудь поймать. До заката оставались считаные часы, и мы решили отдохнуть, а ночью отправиться дальше по берегу. Было ясно, что те, от кого мы бежали, не последовали за нами: им сейчас лишь бы выжить. Белые часто дивятся, как им удалось выжить в той или иной передряге. Наверное, потому что зачастую им выживать не приходится – только жить. И теперь они не погнались за мною, но, несомненно, рано или поздно погонятся, ведь к ширящемуся непрестанно списку моих прегрешений добавилась кража блокнота.
Мы шли в темноте, и если не видели реку, то, по крайней мере, слышали. Не знаю, злился ли на меня Гек, но со мною не разговаривал. Меня это не огорчало: я так устал, что беседовать не хотелось, и так злился, что не было сил слушать чужие мысли. Ярость меня по-прежнему завораживала. Чувство уже знакомое, но вот масштаб его, размах и цель были для меня новы и непривычны.
Я подумал, что держаться реки – не самое разумное решение. Слишком просто нас отыскать по следам на мягкой земле.
– Надо б уйти подальше от берега, –