— Я лучшая айдору на свете! Я звезда! Ah, komm, du Schöne, auf den Tisch hinauf, — запела Томоко-тян своим грудным голосом, отчего-то переходяна немецкий и схватила меня за руку липковатыми пальцами: — Auf den Tisch hinauf. Komm, komm! Warum willst du nicht tanzen? Ich frage dich, mein lieber Freund, warum nicht?

От мысли о том, что девица ростом на голову выше потащит меня танцевать, моим изнасилованным ногам стало не по себе. Я вырвал руку из девичьей бессильной ладони, и крикнул единственное, что я знал по-немецки:

— Hände hoch!

Она недоумённо уставилась на меня, и я достал из рукава главный козырь своего положения:

— Томоко-сан, вы поступаете непрофессионально. Разве так следует вести себя в первый день новой жизни? Чтобы вести себя, как рок-звезда, следует быть рок-звездой. Или, в вашем случае — лучшей айдору в Японии. На свете, — тут же спохватился я. — Иначе как мы станем вас раскручивать?

Удар по самолюбию — мой любимый приём, который безотказно сработал с группой Moriyama, вновь не дал промаха. Губы Томоко задрожали, она задёргала плечами и заревела, размазывая по лицу тушь:

— Вы-ы-ы, — завыла она, обращаясь к девицам на диване. — Прочь отсюда!

Троица тут же похватала сумочки и удалилась, прихватив с собой пару недопитых бутылок вина. Едва они скрылись за дверью (последняя из них не удержалась и показала мне средний палец), как Томоко схватила со стола бокал и швырнула его в дверь. Пол забрызгало стеклянными осколками.

— Что же со мной стало, — сквозь слёзы пробормотала она и закрыла голову руками. — Как же так вышло.

Я вдруг понял, что сейчас ей нужен слушатель, а не собеседник.

— Неужели я… настолько опустилась, — причитала Томоко, глядя на меня исподлобья и подвывая в такт рыданиями. — Я ведь даже не знаю, как их зовут. Чёртовы-ы халявщицы. Их поманили, они пришли и ушли… на всё готовое, правда? Но и я, я хороша. Чем я занимаюсь? Мне нужно готовиться к выступлениям, а я, я…

— Это было не так уж и плохо, — вставил я.

— Когда я пьяная горланю опенинги? Бросьте. Как вас зовут, кстати? Вы ведь точно не Намия, правда?

— Рюичи, — представился я. — Давайте без лишних фамильярностей.

— Спасибо, Рюичи-сан, — прошмыгнула Томоко и подсела ко мне.

Она прижалась к моему плечу и я ощутил запах её духов, доселе скрытый посреди винных паров. Её аромат напоминал что-то цитрусовое, дорогое, приятное и очень сладкое, и я спросил себя, как могла девушка с такими деньгами довести себя до столь кислого состояния. Она взяла мою ладонь и принялась гладить между пальцев:

— Спасибо, Рюичи-сан, — повторилась она. — Мне очень этого не хватало. Знаете, уже сто лет никто меня не ругал. Мне всё можно. У меня есть деньги, я делаю, что хочу… и хоть бы кто уязвил меня в том, что я веду себя неправильно. «Непрофессионально», как сказали вы. Да, всё верно. Я именно непрофессиональное ничтожество. Что я умею? Петь и танцевать, и всё. За столько лет ничему больше не научилась, хотя… учили. Хотите, я почитаю вам свои стихи?

— Как пожелаете, Томоко-сан.

— А, впрочем, неважно, — махнула она. — Едем на прослушивание. Вы же — ик! — сказали, что оно сегодня? Идёт. Я должна быть профессионалом. Я должна выступать в любом состоянии, даже — ик! — в столь неприглядном. Едем же!

Она принялась трясти меня за плечо.

— Послушайте, Томоко-сан, — запротестовал я, ошарашенный её неожиданным напором.

Девица вдруг подскочила и с грацией бросилась мне на шею. Она плотно обхватила меня руками, отчего я почувствовал каждый изгиб её тела на своём, и движением заправского борца повалила на диван. Оказавшись сверху, Томоко тут же скинула с себя бретельки платья:

— Нет, мне нужно другое, — томно пропела она. — Я… давно ни с кем. Нигде. Никак. Послушайте, Рюичи-сан, я хочу вас прямо здесь. Мне нужны объятия. Я люблю ощущать мужчину внутри себя, а вы… вы….

Я не стал говорить Томоко, что мне семнадцать, ибо знал, что это бесперспективно: я мог себе представить любую реакцию от «меня что, поставили работать со школьником?» до «да мне плевать, если честно». Дело было совершенно в другом: мой первый и единственный школьный роман закончился печально. Я ухаживал тогда за Цучи-семпай, звездой нашей баскетбольной команды, и однажды, после концерта, на котором я блестяще исполнил песню её любимого аниме-героя, набрался смелости и признался ей в том, что Цучи-сан мне нравится. К моему удивлению, пение сработало: мы несколько раз погуляли по торговому центру, поиграли на танцевальных автоматах, я купил ей великолепную игрушку в виде большой плюшевой акулы и уже надеялся, что на следующем свидании мне перепадёт поцелуй. Тем страшнее для меня было известие, которое принесла моя одноклассница, вернувшаяся после физкультуры:

— Рюичи, там Цучи… я не поверила своим глазам, но, может, тебя это заинтересует?

Ворваться в раздевалку я не осмелился, но взобрался по забору к окну второго этажа, лишь чтобы увидеть, как моя девушка млеет от поцелуе в шею и извивается в объятиях капитана баскетбольной команды. Точнее, капитанши: двухметровой спортсменки с Хоккайдо, перешедшей в школу в начале учебного года.

— Прости, Рюичи, — сообщила мне Цучи, когда я встретил её после школы. — Но мне правда нужно другое. Не то, что я могу получить от тебя.

Совершенно логично, что идея получить свой первый поцелуй от пьяной девушки (женщины) на несколько лет старше меня, казалась мне… непривлекательной. Я знал, что я непременно об этом пожалею. Тем более, что «Человека-бензопилу» я тоже смотрел.

А своему чутью я привык доверять, хотя и нависающие надо мной груди и руки, пытающиеся нашарить пуговицы на моей футболке, пытались разбить мою решительность.

— Нет-нет, так не пойдёт, — сказал я, сталкивая с себя девицу. — Будет непрофессиональным начинать отношения с такого, Томоко-сан.

— Мне неинтересно, я просто хочу! — заявила она, сопротивляясь моим рукам. — Сделайте это, Рюичи-сан!

— Сделаю, но потом, — пообещал я.

Я встал с дивана, набрал Намию и в красках обрисовал ей сложившуюся ситуацию. Начальница думала несколько секунд, затем выдала — «приводи её завтра на прослушивание, если не явится — ответственность на тебе», и повесила трубку. Тут же прилетело сообщение с японским адресом и подписью «её дом». Я понял намёк и отправился проведать Томоко, которая за пару минут умудрилась заснуть на диване, раскинув руки по сторонам на манер морской звезды.

Крепко выругавшись, я отправился на улицу. Меня встретил давешний амбал-охранник и вежливо осведомился:

— Как там ваша протеже?

— Нужно увезти пьяное тело