не объясняет, товарищ мичман, — выслушав Судзуки, ответил матрос. — Говорит, заблудились и все. Далеко ли, близко — ему неизвестно.
— Где карта?
Принесли карту. Судзуки знал свое ремесло и был предусмотрителен. С того момента, как шхуна пошла к советским берегам, прокладку курса он на карте не вел.
— Говорит, как только потеряли свое место, так прокладку вести прекратили, товарищ мичман.
— Не нравится мне вся эта история, ой, не нравится. Обыщите судно.
— Есть!
Обыск ничего не дал. Единственную улику — акваланг — утопил Калмыков. В остальном «Каги мару» не отличалась от других рыбачьих шхун, которые десятками ведут лов в этом районе. Бывает, нечаянно, или из жадности, преследуя косяк рыбы, нарушают границу территориальных вод.
— Ладно, может, действительно рыбаки, — опять вслух поделился своими размышлениями мичман. — И шли то не к нашему берегу, а наоборот… В общем, нравится — не нравится, причин для задержания нет… Закон есть закон… Предупредите: если еще раз нарушит правила, будет худо.
— Есть!
Бойкий моряк перевел. Судзуки молча пожал плечами. «Кэптен» держался нагловато, в меру нагловато, пограничников он все-таки боялся, хотя старался этого не показывать.
— Скажите, пусть следует таким курсом до рассвета.
— Есть!
Пограничники вернулись на катер. Несколько минут он продолжал стоять рядом с «Каги мару»: пока мичман докладывал командиру о происшедшем, пока решали, как поступить со шхуной. Затем пророкотал мотор, забурлили винты. Катер дал задний ход, развернулся и, с места набирая скорость, исчез в темноте.
— Ты, высаживаться нельзя, — подвел итог Судзуки. — Костюм нет, пограничники следят — есть…
Саша и без него понимал: высадка сорвана. Что ж, надо попытаться в другом месте, третьем, десятом. На много тысяч километров тянется советская государственная граница — узкая, перепаханная полоса земли, морской берег, лес, горы, пустыни, болота… Где-то нужно, а значит, и можно пробиться. Он будет настойчив, хитер, изобретателен, смел. Отступать нельзя.
Саша вспомнил слова Рамори сан о том, что перейти советскую границу значит «разгрызть крепкий орешек». Старик был прав. «Пусть, — подумал Саша. — Я не боюсь никаких трудностей. Бог на моей стороне, и он не оставит меня».
И сразу, как только очертания пограничного катера скрылись в тумане, Калмыков начал строить дальнейшие планы. Конечно, от высадки на Тихоокеанском побережье придется отказаться. Надо придумать другое. Что — сейчас предугадать трудно. Не беда, Саша посоветуется с Рамори сан, с Дэвидом.
Но все это предстояло в будущем. А пока «Каги мару» не солоно хлебавши возвращалась в свой порт.
Штурман не говорил ничего, но выглядел довольным, злорадствующим.
Судзуки был в гораздо худшем настроении: не высадив агента, он лишался изрядного количества долларов.
Глава четвертая
ПРЫЖОК В НЕИЗВЕСТНОСТЬ
Бог, конечно, Калмыкову не помог. Помогли люди. Те, кто управляли его судьбою до сих пор и собирались управлять и впредь. Они предоставили Саше тысячи лошадиных сил, заключенных в моторы истребителя-бомбардировщика без опознавательных знаков. Самолет поднялся с «неизвестного» аэродрома «неизвестного» государства, взял курс на восток. Границу перелетели со стороны моря на огромной высоте, с максимальной скоростью.
Саша сидел в кабине готовый к прыжку, машинально вцепившись руками в парашютные лямки, которые давили плечи. Сквозь иллюминатор была видна земля — далекая, темная. Еле заметные с многокилометровой высоты, теплились послеполуночные огоньки. А над самой головой, казалось, их можно достать руками, сверкали звезды. В противоположность земным огням, они знакомы и дружественны. Они подмигивали, звали к себе, были не тусклыми, как земные огни, а чистыми, умытыми. Саша подумал: вот сейчас предстоит сделать прыжок в неизвестность. Громко сказал, благо в кабине больше никого не было: «Я не боюсь…»
Самолет пошел на снижение. Глуше сделался рокот двигателей. Неведомым внезапно появившимся ощущением Саша почувствовал, что скорость самолета увеличивается, нарастает с каждой секундой. Темная масса земли становилась ближе. Удалялись звезды. Далекий огонь, до сих пор еле мерцавший справа внизу, делался ярче. Острые иголочки покалывали в ушах. Неприятное чувство подступало к горлу.
— Приготовьтесь! — скомандовал появившийся в кабине штурман. — Сейчас выходим на цель.
Саша кивнул. Поднялся со своего места, подошел к люку. Пальцы чуть вздрагивали. Крепко сжал парашютные лямки, чтобы унять неприятную дрожь, скрыть ее от штурмана.
Пол кабины начал с силой давить на ноги. Пришлось ухватиться за что-то, чтобы устоять — планирование самолета кончилось. Летчик уменьшил скорость. Все эти ощущения знакомы, Калмыков прыгал с парашютом не раз и… все-таки теперь они другие: как ни сурова «большая игра», она очень отличается от жизни…
Штурман открыл люк. В кабину ворвался прохладный ночной ветер. Поддал под козырек Сашиной кепки. Калмыков натянул ее ниже на лоб.
— Раз, два, три… — считал штурман, освещая фонариком карту, которую держал в руках. Счет его казался Саше бесконечным. — …Восемь, девять, приготовиться!..
Саша сделал шаг к люку.
Тихо сказал, обращаясь к богу:
— Верю в тебя!
Губы еле шевелились — одеревеневшие, как на жестоком морозе.
И, будто в ответ, услышал хлестнувший по нервам крик штурмана:
— Прыгай!
Калмыков шагнул вперед, бросился в пустоту.
Рядом проревел самолет и исчез во тьме.
Саша что было силы рванул холодное кольцо. Зашелестела ткань спасительного купола. Легкий рывок — и Калмыков повис в воздухе, чуть покачиваясь, как на качелях.
Посадку произвел точно по инструкции: согнув ноги, приподнявшись в последний момент на стропах, чтобы смягчить удар. Мгновенно «погасил» парашют. Огляделся. Прислушался. Он — возле леса или рощи. В полусотне метров темнеют деревья. Вокруг тихо, лишь где-то, очень далеко, лаяла собака — лениво, как бы машинально. Прислушавшись еще, Саша уловил гул мотора. Увидел свет фар. Через минуту снова промелькнули полосы света, еще, еще. Очевидно, рядом оживленное шоссе. Штурман немного ошибся в расчетах, «пионера» предполагалось выбросить в более уединенной местности. Но сделанного не воротишь.
Скомкав парашют, побежал в рощу. Быстрыми ударами складной лопатки, припасенной для этой цели, начал рыть землю. Неожиданно взгляд его остановился на толстенном вековом дереве. А ну-ка?.. Осторожно посветил фонариком. Так и есть — дупло. Залез на сук, сунул руку в дупло. Глубокое… Втиснул туда парашют, лопатку, проверил, не торчит ли снаружи. Нет, даже если специально станут искать, найдут не сразу.
Теперь надо выбираться отсюда — выбираться быстрей и незаметней. Надеяться, что ночного парашютиста никто не увидел, глупо. Скорее всего в округе поднята тревога и Сашу ищут. До рассвета нужно уйти как можно дальше и уйти так, чтобы не заметила ни одна живая душа.
Калмыков отряхнул костюм, осмотрел, все ли в порядке, и, сказав сам себе «с богом», зашагал к шоссе. Спотыкаясь в темноте о невидимые камни и рытвины, продолжал напряженно обдумывать план бегства из