– Что ж, это не так важно, – сказала Диана на языке черноногих. – Мы сидели и любовались на великие горы, на чистые реки, на ищущую корм форель, на подкарауливающую добычу норку, а прогулки укрепили наше здоровье и придали нам сил. В конце концов, это лучше, чем убивать животных. Разве не так, вождь? – И она повторила свои слова по-английски.

– Конечно, дорогая, мы прекрасно проводим время, – ответил он улыбаясь, – но мы не вносим свою долю добычи. Надо завтра попробовать какое‐нибудь другое место и принести домой мясо.

На следующее утро Нэтаки и я отправились вместе с ними. По дороге мы свернули в долину и проехали к берегу верхнего озера. Мы остановились посмотреть на водопад; это действительно интересное зрелище. На небольшом расстоянии от выхода из озера река исчезает в груде крупных валунов, а милей дальше вырывается из каньона в высокой скале и падает в прелестное, покрытое пеной озерко. Высота скалы не меньше ста футов, а высота падения воды – около трети этого. Выше озерка форель не водится.

Издалека гора, которую я назвал Поднимающимся Волком, была величественной и внушительной. При более близком осмотре она оказалась поистине подавляющей массой красного, черного и темно-серого сланца. Она круто поднимается прямо из озера рядом ступеней и обрывов, прорезанных полосами осыпей, и сужается кверху в острый пик с крутыми склонами. Далеко вверху на восточном склоне, в глубокой, заросшей лесом впадине, находится поле вечного снега и льда. До самого подножия пика простираются покрытые травой склоны, ивовые рощи, густые заросли ирги и ежевики.

– Ма-кво-и-по-атс! Ма-кво-и-по-атс! – тихонько повторяла Нэтаки. – Поистине, имя его никогда не умрет.

Не знаю, какие животные водятся сейчас на поросших травой склонах и нависающих скалах горы, но в тот день мы видели диких зверей повсюду. Внизу паслось несколько стад самок горного барана со своими детенышами; выше по одному, по два, по три, по четыре старые самцы лениво пощипывали траву или лежали, неослабно наблюдая за окрестностью.

– Всегда Смеющийся, – обратилась Нэтаки к Эштону; она, как видите, дала ему новое, более приятное имя, – вспомните, что вы говорили вчера! Вон на той стороне сколько угодно крупной дичи. Идите убейте барана, чтобы нам не умереть с голоду.

– Скажи ей, – попросил Эштон Диану, – что убивать этих красивых животных просто грех. Мы в любом случае не умрем с голоду, потому что в озерке ниже нашей палатки всегда можно наловить сколько угодно форели.

– Другими словами, – заметил я, – ему лень лезть на гору. А я тоже не пойду. Я уже свою долю настрелял. Обойдемся без мяса, пока Эштон его не добудет.

Как раз в этот момент на противоположном берегу реки у выхода из озера появился крупный самец вапити. Эштон медленно отполз назад в лес и отправился за животным. Мы сидели как могли тихо и с беспокойством поглядывали на вапити и на своих лошадей, опасаясь, что зверь их испугается. Взволнованные женщины едва сдерживались. «Ах, – шептала одна, – почему он не торопится?» А другая: «Вапити уйдет; нет, он успеет выстрелить. Вот досада!»

Самец был в отличном настроении. Он напился, стоя по брюхо в воде, потом вышел на берег, взбрыкнул задними ногами, пробежался несколько раз взад и вперед по песку и встал, колотя и роя копытом песок. Раздался треск ружейного выстрела, и вапити упал мягкой кучей, мгновенно, даже не дернув ногами. Мы перешли на ту сторону с лошадьми, и я разрубил тушу, забрав лучшие куски сала и сочного мяса. Так проходили мирные, счастливые дни. Ко времени отъезда наш лагерь был разукрашен шкурами медведей, лосей, вапити, оленей, козлов и бобров, убитых главным образом индейцами. Эштон охотился мало. Он предпочитал сидеть и глядеть в великолепные, сияющие любовью глаза Дианы.

Глава XXIX

Роковая игра

Мы вернулись в форт в начале сентября, и вскоре Эштон и Диана уехали на Восток. В течение некоторого времени Нэтаки была просто убита разлукой – она обожала Диану. Да и всех нас огорчал их отъезд, потому что оба они были по-настоящему дороги нам.

За лето мы заготовили хороший запас товаров, рассчитывая на бойкую зимнюю торговлю в форте, но теперь стали поступать тревожные известия, что фактически ни к северу, ни к западу, ни к югу от нас нет бизонов. Сначала мы не верили – казалось, такого не может быть. Где‐нибудь на севере, рассуждали мы, еще бродят большие стада и в свое время они вернутся сюда. Но теориям скоро пришлось уступить место фактам. Если не считать нескольких сотен голов в районе озера Грейт-Слейв-Лейк и еще небольшого числа особей около холмов Поркьюпайн-Хиллс, все бизоны перешли на юг из прерий Северо-западной Канады в Монтану и больше уже не пересекали границу. Как известно, это произошло зимой 1878–1879 годов. В то же время стада, пасшиеся у подножия Скалистых гор от Канады и на юг до реки Миссури, ушли из этих мест навсегда. К югу от Миссури до реки Йеллоустон и за ней, во всей Монтане, за исключением верховьев реки Милк, берегов Марайас, Титона и Сан, и в Западной Дакоте бизонов, по-видимому, было так же много, как и раньше.

Пикуни намеревались зимовать вблизи форта Конрад и торговать с нами, но, конечно, им пришлось изменить планы и последовать за бизонами, а мы решили сопровождать их, чтобы вообще было что покупать. Мы предоставили женщинам самим выбирать, хотят ли они остаться дома или отправиться с нами, и все, кроме Нэтаки, предпочли остаться в форте. Мне было чрезвычайно приятно, что жена без колебаний собралась ехать, так как я чувствовал, что жить одному, даже всего несколько месяцев, будет для меня почти невозможно и жизнь станет невыносимой. Но, заботясь о супруге, я стал возражать.

– Ты же любишь форт, – говорил я. – Тут можно сидеть в уюте у камина, когда придет с севера Создатель Холода. Тебе лучше остаться.

– Ты так говоришь, потому что больше не