Вздрогнув — я произнес это вслух, сам того не заметив, — я бросил взгляд на Торстейн.

— Почему? Мне не следовало связываться со Слайне.

— Многие мужчины сказали бы то же самое обо мне и Векеле.

Я никогда об этом не думал.

— Сердце — странный орган, Финн, со своей собственной целью. Игнорируй его голос на свой страх и риск.

Для Торстейн это была целая речь, и очень глубокомысленная. Ее слова и ее верность ободрили меня — она стояла здесь со мной, хотя вероятность того, что из двери вывалятся двадцать дружинников Сигтрюгга, была не меньше, чем появление Слайне.

Время шло, и я начал думать, что мы пришли напрасно. Скоро зазвонит колокол к повечерию, и ждать после этого будет чистым безумием. Теперь я жалел, что не сказал Орму встретиться со мной здесь; так я бы по крайней мере знал, потерпел он неудачу или нет. Я мерил шагами землю, борясь с желанием выломать дверь и войти в большой зал.

Шум. Движение за дверью. Я услышал, как меч Торстейн вышел из ножен. Скрутившись в узел, я сунул руку под платье и вытащил свой сакс. Я не умру безоружным.

Скулеж, шарканье лап.

Мое сердце запело.

Засов сдвинулся; дверь скрипнула. Появился Ку, натягивая поводок, а за ним… не Слайне, а ее служанка.

Борясь с разочарованием, я прошептал:

— Где королева?

Взгляд, от которого расплакался бы ребенок.

— В своих покоях, под усиленной охраной.

— Она невредима?

— На данный момент, да. Конунг подозревает — один из его людей убит на улице, другой исчез, — но у него нет доказательств ее вины.

Меня окатило волной облегчения. Слайне молчала, и хозяин «Медной головы» меня не предал. Пока.

— Быстрее! Меня видели, когда я выходила.

— Передай Слайне, что я люблю ее. Я всегда буду ее любить. — Служанка не усмехнулась, что меня ободрило. — Скажи ей, что я должен уйти, но я вернусь.

— Когда?

— Я не знаю. Когда будет безопасно. — Служанка шмыгнула носом, и я прекрасно понял почему. По-настоящему безопасно не будет никогда, пока жив Сигтрюгг. Я колебался, не зная, что сказать, чтобы это не было ложью или банальностью.

В конце большого зала было движение. Торстейн шевельнулась.

— Финн.

— Иди, — сказал я служанке.

Она кивнула — самый дружелюбный жест, который я когда-либо от нее видел.

— Да пребудет с тобой Христос.

«Да хранит Один тебя и Слайне», — подумал я.

Глава двадцать пятая

— Ты спал с женой Сигтрюгга? — Асхильд можно было услышать в Линн Дуахайлле, до которого было порядочно идти.

— Ее зовут Слайне, — пробормотал я, жалея, что не сохранил в тайне причину нашего прибытия.

— Как деревня?

Мы с Векелем проходили через Балэ-Шлойнэ, казалось, целую вечность назад, по пути к Лох-Эннеллу, но я ни на мгновение не задумывался о его названии.

— Да, полагаю.

— Неважно, — сказала она с уничтожающим взглядом. — Ты дурак, Финн Торгильссон, дурак, который думает своим бод салахом, а не головой!

Я покраснел и попытался проигнорировать широкую ухмылку Векеля и Торстейн, наблюдавшую с удивлением и весельем. Глаза Лало расширились, когда он увидел, как меня так решительно поставили на место. Муж моей сестры, Диармайд, вышел на улицу, якобы проверить скот, но скорее всего, чтобы избавить меня от дальнейшего смущения. Судя по его прощальному выражению, я заподозрил, что ему чаще доставалось от ее едкого языка. Я ему не завидовал. Я занялся Мадрой и Ниаллом, которые терлись у моих ног, требуя внимания, и надеялся, что она скоро закончит.

— Я неправа? — потребовала ответа Асхильд.

— А что мне было делать? Мы полюбили друг друга.

Раздраженный вздох.

— В глазах Бога она замужняя женщина. Ты нарушил седьмую заповедь!

Я фыркнул.

— Я не верю в эту чушь.

— Я проигнорирую это богохульство. Бог однажды свершит над тобой свой суд. — Она перекрестилась. — А пока тебе стоит беспокоиться о Сигтрюгге.

— Может, и нет.

Она уперла руки в бока, точь-в-точь как наша мать, когда злилась.

— Это почему же?

— Воины, что пришли в корчму, где мы встречались, — я встретил неодобрительный взгляд Асхильд, отказываясь отводить глаза, — мертвы.

— Так ты еще и убийца!

— Второй пытался убить Векеля. Я защищал своего друга.

— А первый?

— Осуждай меня, сестра, думай, что хочешь, но если бы я его не убил, он бы рассказал Сигтрюггу. С обоими было одно и то же. Их трупы не могут говорить.

— А Слайне?

— Она будет держать язык за зубами.

— Ты не можешь быть в этом уверен.

— Нет, но не в ее интересах в чем-либо признаваться. — Я надеялся, что это положит конец моему допросу, но, конечно, Асхильд, желая рассмотреть все возможности, не оставила это просто так. Ее вопросы сыпались один за другим.

В конце концов, я не выдержал.

— Все кончено. Проехали. Мы благополучно выбрались из Дюфлина, и, если повезет, Сигтрюгг ничего не знает о Слайне и обо мне. Имр скоро будет здесь на «Бримдире». Мы уплывем в Британию, и конунг может поцеловать меня в задницу на прощание. — Я увидел в ее лице то, о чем не подумал, и мое сердце екнуло.

— А если он знает о тебе и его жене! Не сумев поймать тебя, что если он решит разыскать твою семью? — спросила Асхильд тихим голосом. — Меня. Диармайда. Нашего ребенка.

Я хотел, чтобы земля разверзлась и поглотила меня.

Вмешался Векель.

— Этого не случится, Асхильд.

— Откуда ты знаешь? — Она была последовательницей Белого Христа, но все же говорила с ним мягче, чем со мной.

— Я прошлой ночью вопрошал руны. Вам ничего не грозит.

Она долго смотрела на него, а потом вздохнула.

— Надеюсь, ты прав. Не то чтобы мы могли что-то с этим поделать. Это наш дом. Мы не можем просто запрыгнуть на драккар и уплыть, как некоторые.

— Мы уйдем, — сказал я, не желая подвергать ее или ее семью еще большей опасности, чем я уже создал. — Держитесь у берега и ждите там «Бримдир».

— Не вздумайте, — отругала Асхильд. — На улице льет как из ведра, а вы еще не ели. Вы все выглядите