– Донской казак я. Степан Стольчин. Четвёртый год уже на каторге. В полон попал при взятии Азова. Упредив штурм, наш атаман решил устроить ночную вылазку, да неудачно вышло… Силы были неравные.

– А что у тебя с ухом? – Петруша заметил, что у Степана отсечено левое ухо. – В бою?

– Нет, бежать с каторги пытался. За побег басурмане одно ухо отрезают. За вторую попытку – другое, а за третью нос. А потом и целиком голову.

В трюм спустился цирюльник и обрил налысо голову Петруше.

– Это у них такие знаки отличия, – пояснил Степан. – Преступников бреют наголо, пленным чуб оставляют, а вольникам разрешают усы носить.

– Неужто кто-то по доброй воле сюда попадает?

– Всяко бывает. Нищие да сирые, кому деваться некуда. Или от закона кто прячется.

– Тут, смотрю, с усами-то и нет никого.

– Есть немного. Их в другом трюме содержат.

Наверху в это время началась суета. С палубы стали доноситься звуки свистков, топот ног, скрип снастей.

– Видать, в море басурманы засобирались, – проворчал Степан. – Сейчас на работу погонят.

И впрямь, щёлкая плетьми, в трюм спустились турки-аргузины[19] и ударами по спинам принялись поднимать рабов. Они снимали оковы, которыми пленники были прикованы к шпангоутам, но сковывали им ноги, чтобы невозможно было сделать широкий шаг. Упираясь в спины ятаганами, аргузины направляли рабов на выход из трюма, а подручные подгоняли их ударами плёток. На палубе комит[20], держа в правой руке обнажённую саблю, а в левой плеть, указывал ею место на банке[21], куда сажать того или иного гребца.

На каждую банку комит рассаживал по два гребца, его помощник тут же приковывал их цепью к веслу и банке. Петрушино место оказалось возле борта. Рядом с ним, у прохода, сидел рослый, исхудавший, но очень мускулистый человек. Судя по тому, что на лице его были усы, Петруша догадался, что это вольнонаёмный. Ноги его, как у всех гребцов, были скованы, однако в отличие от других к веслу и банке он прикован не был.

– What the hell brought me to this galley[22], – проворчал усатый сосед.

– Ты англичанин? – спросил его Петруша по-английски.

– Да.

– А звать тебя как?

– Вильям.

– Я – Пётр, Пит, по-вашему. А как ты оказался здесь?

– По пьяни. Мы шли на пакетботе из Ливерпуля в Касабланку. В Лиссабоне сделали стоянку, такелаж поправить, пресной воды набрать и всё такое. С двумя моими друзьями зашли мы в таверну. Там один турок, очень любезный, богато одетый, угощал нас вином. Похоже, в вино он что-то подсыпал. Очнулись мы уже на этой галере. Нам показали бумагу – контракт, который мы якобы подписали. Оказалось, что мы нанялись сюда на десять лет. Два года прошло, но ещё восемь осталось. Оба мои друга уже лежат на дне морском. Тут с пленниками поступают просто: плохо работаешь – сперва плетью секут, а потом голову с плеч и за борт.

На берегу к причалу восемь невольников поднесли богатые носилки. Откинув полог, оттуда вышли мужчина и женщина, по трапу они взошли на борт галеры. За ними следовали несколько невольниц и трое слуг, которые несли поклажу. Мужчина и женщина поднялись на кормовую надстройку. Там, на верхней площадке, защищённой от солнца и дождя матерчатым тентом с бахромой, стоял капитан и рядом с ним три офицера. Они с почтением приветствовали прибывших.

Петруша узнал поднявшегося на борт мужчину – это был кадий, вынесший ему на суде смертный приговор.

– Кадий Юсуф с супругой, – пояснил Вильям. – Хозяин этой посудины. Видать, собрались на морскую прогулочку.

Тем временем с берега убрали трап, несколько человек на причале толкнули галеру шестами, а шестивёсельная шлюпка за привязанный к шпирону[23] галеры фал развернула её носом к выходу из залива. Свисток комита возвестил о начале движения. Аргузины прошлись по куршее – настилу между банок – и рукоятками плёток понукали гребцов взяться за вёсла, податься вперёд и приготовиться грести…

Покинув Золотой Рог, галера взяла курс на запад и двигалась в видимости берега. Погода стояла солнечная и почти безветренная, море спокойное. Звук барабана задавал ритм гребли, комит и его помощники прохаживались по куршее от кормы к носу и обратно, следили за работой гребцов. До самой темноты гребля продолжалась без отдыха. Когда наступила ночь, вдали показались огни города. Капитан направил судно к берегу и, не доходя кабельтова[24], велел остановиться. Комит приказал гребцам выбрать вёсла, матросы на кабестане[25] опустили якоря.

Гребцов оставили спать на своих рабочих местах. С рассветом их растолкали. Комит орал и щёлкал плетью, отдавая команды то грести, то табанить, выполняя манёвры. Галера зашла в порт и стала у причала. Рабов отковали от вёсел и загнали в трюмы.

Двое суток судно стояло в порту, на третьи по свистку комита рабов снова усадили за вёсла.

Глава 7. Побег

Каторжное существование в качестве раба на галере, пожалуй, – самая ужасная, тяжёлая и безрадостная страница жизни Петруши. Изнурительный многочасовой безостановочный труд, скудный паёк из нескольких сухарей и глотка жидкой похлёбки, побои, редкие часы отдыха, сидя на банке или в тесном зловонном трюме, и непрестанные думы о побеге. Его сердце рвалось на родину, где остались батюшка с матушкой, братья и сестры, а главное – Анастасия. Его Настасьюшка. О ней грустил он и денно, и нощно.

Он потерял счёт дням, ему казалось, что прошли уже годы, хотя на самом деле шёл всего лишь третий месяц его пребывания в рабстве. Комит и аргузины нещадно секли плетью гребцов, которые пытались переговариваться друг с другом. Тем не менее Петруше удавалось перекинуться словцом то с Вильямом во время гребли, то со Степаном, когда на длительной стоянке всех рабов загоняли в трюмы.

– Можно ли всё-таки удрать отсюда? – задавал он вопрос себе и своим товарищам.

Вильям лишь пожимал плечами:

– Если представится счастливый случай…

А Степан трогал изуродованное ухо:

– Спроста не получится. Тут нужен хороший план.

Галера кадия Юсуфа направлялась в Алжир, где после кончины дея[26] Баба Хасана предстояли выборы нового дея. Юсуф имел поручение султана тайно оказать влияние на исход выборов, дабы деем стал нужный ему человек. Кадий спешил и требовал от капитана, не жалея рабов, мчаться в Алжир как птица. Когда до Алжира оставалось не больше двух дней пути, на судне буквально до капли закончилась пресная вода, поскольку погода последнюю неделю стояла