тот период, когда он вступил во взрослую жизнь, как «выросший саженец в саду успеха и плод древа управления миром»[306]. Как мы видели, сыновья султанов почти всегда становились правителями провинций, обычно занимая наиболее стратегически важные посты. Сыновья этих шехзаде также часто становились бейлербеями, хотя и не всегда и уж точно – не тех мест, где желали бы. Назначение Сулеймана на правильный пост, на котором он сможет помогать и отцу, было ключевым компонентом великой стратегии Селима – попытки перехитрить своих сводных братьев.
Еще до того как мальчику исполнилось 17, Селим пытался назначить его бейлербеем Шебинкарахисара и Болу[307], двух небольших провинций недалеко от Трабзона, единственного дома, который когда-либо знал Сулейман. Это позволило бы Селиму обучить его работе в правительстве, тем самым подготовив его к гораздо более высокой должности. Баязид отклонил обе просьбы, что Селим воспринял как свидетельство желания отца добиться наследования трона Ахмедом.
В 1511 году, все еще удрученный этими отказами, Селим попробовал другую тактику. Он потребовал, чтобы Сулейман управлял провинцией на Балканах – занял одну из самых ценных губернаторских позиций в империи. Когда Баязид постарел, а Ахмед и Коркут открыто заявили о своих претензиях на трон, Селим понял, что ему понадобится усиление власти поближе к Стамбулу. Хотя Селим ожидал отказа, он все-таки настаивал – по двум причинам. Во-первых, запрос был переговорной стратегией; Селим продолжал оказывать давление на Баязида. Во-вторых, это послужило разоблачению предвзятой поддержки Ахмеда его отцом.
Когда все просьбы о назначении Сулеймана на посты наместника на Балканах были встречены отказом, Селим начал просить о других постах, сначала в провинциях, близких к Стамбулу, а затем и во все более отдаленных. Наконец заявка Селима на Кефе на юго-востоке Крыма получила одобрение – вероятно потому, что Баязид считал это место достаточно далеким от столицы. В Кефе (позже известном как Каффа, а ныне известном как Феодосия) Сулейман находился на большом расстоянии от Стамбула, однако, по крайней мере, до него был прямой путь через Черное море – отсюда было все-таки ближе к императорскому дворцу, чем из Трабзона. Поскольку восстание Шахкулу все еще бушевало, а три наследника боролись за свои интересы, Селим принял Кефе как лучшую возможную альтернативу для Сулеймана. В то же время из дворца пришли неутешительные новости о том, что в течение нескольких недель Баязид планировал отречься от престола в пользу Ахмеда, которому, как выяснилось, уже было поручено подготовить поход в Стамбул из Амасьи. Коркут, все еще находившийся в Манисе, также узнал об этом и начал готовиться к походу в столицу, стремясь добраться туда первым. Почувствовав, что их возможности сужаются, Селим и Сулейман начали действовать: готовить людей и корабли, которые им понадобятся для пересечения Черного моря. Селим планировал сначала отправиться в Крым, чтобы высадить там Сулеймана, а затем направиться на юго-запад, в Стамбул.
Из-за скромных размеров кораблей Селим предпочитал избегать открытой воды и идти в Кефе более длинным, но безопасным курсом – вдоль восточного побережья Черного моря. Путь занял около двух недель. Когда он и Сулейман сошли на берег, на них сразу же произвела впечатление необычность города. Долгая история правления Крымом представителями разных народов – от скифов до греков, римлян, византийцев, монголов и генуэзцев – сделала приезд нового бейлербея довольно обычным, ничем не примечательным событием. Хотя номинально полуостровом владели османы, они действовали осторожно, обычно подчиняясь укоренившимся правителям Крыма того времени, татарским ханам. Сулейман и его отец были в Крыму явными аутсайдерами. Их первые впечатления после прибытия в порт были таковы: «Защищенный город Кефе – это слава и венец краев счастливых и дружных татар[308], а также приют, прибежище жителей кыпчакской степи и обширных территорий, простирающихся с одной стороны до страны привыкших к колокольному звону русских, а с другой – до Гога и Магога. [Это] массивный бастион на краю моря, неприступная твердыня, примыкающая к апогею, и великая крепость, являющаяся будто точкой опоры небесного шара… Внутри него [находится] протяженная стена, известная как „Франкский замок“, зубцы которой достигают неба и которая местами оборудована башнями, возносящимися в небосвод. [В городе есть] прекрасный дворец, возвышающийся над его гаванью, который доставляет радость и вселяет благоговение; он возвышается над горизонтом мира, и подобные ему редко можно найти в обитаемой части земли».
Мать Сулеймана, Хафса, родилась в Крыму, поэтому он кое-что знал от нее об этом регионе, но тем не менее чувствовал, что он чужой, возможно, даже опасный: здесь доминировали этнические группы, языки и культуры, которых он абсолютно не понимал. «Гог и Магог» обозначали место, существовавшее за пределами обитаемой земли, воображаемое царство чудовищ и духов. Хотя Селим и Сулейман считали свое пребывание в Крыму всего лишь ступенькой к их конечной цели, крымское общество они считали таким же непроницаемым, как высокие стены крепости, которую они увидели на берегу.
Три османских корабля на воде. De Agostini Picture Library/M. Seemuller/Bridgeman Images
Татарские ханы, считавшие Чингисхана одним из своих предков, произошли от древней династии правителей Средней Азии, которые постоянно мигрировали на запад, спасаясь от монголов. Они получили власть над Крымом в начале XV века и продолжали контролировать его до конца XVII века. Селим и Сулейман понимали, что для эффективного правления регионом им придется снискать расположение ханов. Поэтому, сориентировавшись в Кефе, Селим оставил Сулеймана в городе и отправился на встречу с лидером крымских татар Менгли Гирей-ханом в его богато украшенный дворец в Западном Крыму[309], комплекс, состоящий из мечети, гарема, кладбища и садов. Менгли – невысокого роста, коренастого телосложения[310], с тонкой бородкой – отличился, разгромив последние остатки Монгольской империи в Крыму и обеспечив независимое правление ханов на полуострове. Придя к власти, он быстро сделал работорговлю одним из основных источников своего дохода. Например, между 1450 и 1586 годами крымско-татарские армии совершили 86 набегов за рабами (то есть примерно один на каждые 18 месяцев) только лишь на территорию Украины[311]. В 1520 году, в год смерти Селима, работорговля принесла в казну Крыма ошеломляющие 10 000 золотых дукатов[312]. Менгли использовал эти доходы, чтобы построить несколько крепостей, в том числе ту, которая открылась перед взором Селима и Сулеймана.
Несмотря на то что Менгли и Селим никогда раньше не встречались, между ними была определенная связь: именно Менгли подарил османскому двору Хафсу[313], наложницу Селима и
