Не вполне понятно, как могли простые смертные безнаказанно коснуться святыни и тем более похитить ее,– напомним, что в свое время Ил пострадал и ослеп (правда, временно) лишь за то, что вынес статую из храма во время пожара. Недаром Синон, по версии Вергилия, позднее рассказывал троянцам о гневе Афины, который поразил святотатцев. Согласно Синону, богиня явственно обозначила свой гнев: в очах у статуи засверкало яркое пламя, на теле ее проступил соленый пот и она, как была со щитом и копьем, «страшно об этом сказать – на месте подпрыгнула трижды»{600}. Но, как выяснилось, Синон лгал, и на самом деле Афина никак не отреагировала на то, что в храм богини-девственницы ворвались, перебив охрану, вооруженные мужчины и стали хватать священное изображение залитыми кровью руками. Остается только удивляться терпимости, которую богиня проявила в этой ситуации.

Вероятно, именно историю с похищением Палладия имеет в виду Елена, когда в «Одиссее» рассказывает о приходе царя Итаки в осажденную Трою. Правда, по ее словам, Одиссей появился в городе лишь как разведчик. Она говорила:

Сам себе страшно позорнейшим способом тело избивши,

Рубищем жалким, подобно невольнику, плечи одевши,

В широкоуличный город враждебных мужей он пробрался.

〈…〉

В городе много троянцев избив длиннолезвенной медью,

Он возвратился к ахейцам, принесши им знанье о многом{601}.

Теперь, после того как последние оракулы исполнились, Илион был обречен. Не помог ему и последний прибывший к троянцам союзник – Эврипил, сын сестры Приама Астиохи и царя Мисии Телефа. Прельстившись золотой лозой работы Гефеста, которую подарил ей Приам, Астиоха убедила сына отправиться на помощь родичам. Эврипил привел под Трою большое войско мисийцев, но погиб от руки Неоптолема{602}.

Глава 10

Падение Илиона

Десятый год войны подошел к концу. Наступили первые дни лета{603}, прорицатель Калхант созвал ахейских вождей на собрание и «обратился к пришедшим с внушенною мудростью речью»{604}. По версии Квинта Смирнского, он объяснил, что сражения следует прекратить, а вместо этого «иную уловку измыслить». И тогда Одиссей предложил:

Коль суждено аргивянам при помощи хитрой уловки город разрушить Приама, давайте коня изготовим, самых достойных для битвы мужей поместим в него скрытно. Войску же следует тотчас к Тенедосу путь свой направить, жаркому пламени прежде предавши шатры и палатки, чтобы троянцы, из града уход неприятеля видя, смело могли выходить на равнину. Но некий отважный подле коня деревянного муж должен будет остаться сердцем бестрепетен, Трои доселе сынам не известный, дабы ответить умел на вопрос их, что войско ахейцев к дому направило путь и, желая несчастий избегнуть, изображенье коня изготовило дивное в страхе перед обидой Паллады за Трои копейщиков славных. Он вопрошавшим его обо всем рассказал бы толково, так чтобы, веря словам тем, на горе себе пригласили в город высокий троянцы достойного жалости гостя. Оный же знак бы подал нам напасть, для одних самолично яркий зажегши огонь, а другим сообщив, когда можно станет наружу из чрева коня деревянного выйти, только лишь Трои сыны беззаботному сну предадутся{605}.

Создание деревянного коня поручили Эпею, который славился как искусный строитель. Ему помогала Афина. Позднее некоторые античные писатели утверждали, что Троя была взята с помощью осадной машины, которая в поэтическом творчестве аэдов преобразилась в коня. Так, Плиний пишет: «Среди стенобитных машин “коня” (который теперь называется тараном) изобрел Эпей у Трои»{606}. Ему вторит Павсаний: «Что это сооружение Эпея служило для разрушения стен, это может понять всякий, который не приписывает фригийцам[91] полной глупости»{607}.

Ассирийские осадные машины. Рельеф из Нимруда. IX век до н. э.

Во времена Плиния и Павсания осадные машины были повседневной реальностью. Но современные специалисты расходятся во мнениях о том, когда они были изобретены. Существуют рисунки, относящиеся к концу III тысячелетия до н.э., в которых, при известной фантазии, можно распознать нечто, напоминающее тараны и осадные башни{608}. Но первые достоверные изображения осадных машин относятся к IX веку до н.э. Использовались эти сооружения в Ассирии, и, во всяком случае, они не имели ничего общего с конем{609} – хотя нельзя исключить, что в глубокой древности тараны назывались «конями», так же как в более позднее время в греческом и латыни (и в ряде современных европейских языков) они именуются «баранами».

Так или иначе, согласно мифографам, ахейцы построили коня. Для этого они нарубили на Иде множество деревьев, очистили стволы и распилили их на доски… Работа была окончена за три дня. Конь получился как живой.

Ассирийская осадная машина. Прорисовка с рельефа из Нимруда. IX век до н. э.

Эпей вырезал голову, хвост изготовил творению пышный, острые уши добавил и свет пропускавшие очи, все как у скачущей лошади. Словно живое стояло в стане данайцев творенье{610}.

В боку у коня имелось отверстие – через него пятьдесят{611} лучших воинов вошли внутрь. Ахейцы написали на боку скульптуры следующие слова: «Благополучно возвратившись домой, эллины посвятили это благодарственное приношение богине Афине». Потом они погрузились на корабли, подожгли брошенный лагерь и вышли в море. Но плыли они недолго – дошли до острова Тенедос, расположенного в пяти километрах от берегов Троады, и «стали на якорь в засаде» в небольшой бухте. Рядом с пылающим лагерем остался лишь один из воинов Агамемнона – некто Синон, который должен был разыграть перед троянцами заранее сочиненную для него Одиссеем роль{612}.

Троянский конь. Рельеф на пифосе с острова Миконос. 1-я половина VII в. до н. э.

Это случилось, как пишет Дионисий Галикарнасский, в восьмой день до конца месяца фаргелиона (таргелиона)[92] по афинскому календарю, или за семнадцать дней до летнего солнцестояния,– т.е. примерно 5 июня{613}. Проснувшись утром, троянцы со стен города увидели столбы дыма над брошенным вражеским лагерем. Они кинулись в бухту и обнаружили, что неприятель уплыл, а на берегу стоит гигантский деревянный конь. Начались споры о том, что с этим странным сооружением следует сделать.

Если верить Вергилию, один из троянцев, Тимет,– «с умыслом злым иль Трои судьба уж так порешила» – сразу же