Во второй половине дня, как и ожидалось, пираты перебазировались в южную часть острова. Мы видели их на взгорках, некоторые подходили к самой воде и трясли в нашу сторону кулаками. Потом застучали топоры заготовщиков дров. Когда остров окутала тьма, в той стороне, где стоял блокгауз, разгорелся большой костер. Началась попойка, продолжавшаяся добрую половину ночи. До нашей стоянки время от времени доносилось:

Пятнадцать человек на сундук мертвеца.

Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Пей, и дьявол тебя доведет до конца.

Йо-хо-хо, и бутылка рому!..

Глава 12

– Влиспозаку, ни дабе! – разбудил меня на рассвете голос Ястреба. – Доброе утро, мой друг!

– Все готово? – спросил я, протирая глаза. – Мы можем плыть?

– Ялик уже на воде.

– C оружием, киркой, лопатой и припасами?

– Так и есть.

Я встал, быстро оделся, и мы вышли на палубу. Сквайр, помощник и штурман уже стояли у фальшборта. Выслушав напутственные слова, я уж собрался первым оставить судно, когда на палубе появился еще один человек – наш судовой доктор.

– Удачи в вашем предприятии, капитан! – сказал он, осторожно держась рукой за больное плечо. – До меня дошли слухи, что вы отправляетесь на поиски сокровищ.

– Мистер Ливси! – нахмурился я. – Ну, к чему все это? Зачем поднялись с постели? Ведь вы еще так слабы!

– Ливси, вы в своем уме?! – гаркнул сквайр, подбоченясь. – Нет, так дело не пойдет. Отправляйтесь-ка назад в каюту!

– Мне, как доктору, лучше знать, – возразил раненый. – Пять минут на предутреннем бризе, дующим с моря, принесут только пользу, и ничего больше… Хм-м, перед пробуждением мне снился сон о местах из моего детства. Все было как наяву, до сих пор под впечатлением. Видел даже горку, с которой мы скатывались на лыжах… Со мной был такой случай. Как-то зимой я занемог, слег с простудой, но когда мне сказали, что мои друзья идут на эту горку, я вырвался из дома, и заболел еще больше. Меня тогда еле выходили, чудом спасли… Но, говорят, сон о детстве указывает на душевное спокойствие, а это, дорогой сквайр, один из факторов быстрейшего выздоровления.

Высоченный Трелони шевельнул густыми бровями, но промолчал. Его резко-грубоватое, с многочисленными морщинками лицо выражало явное неодобрение.

– В детстве редко кто думает о последствиях своих забав, – сказал я с улыбкой. – Помню, десяти не было, когда я попробовал переплыть самый широкий участок реки вслед за взрослыми ребятами. Силы у меня кончились ярдов за двадцать от берега. Я начал тонуть, но из гордости, боясь насмешек, не позвал на помощь, не издал ни звука. Последнее, что помнил, идя ко дну – это покачивающиеся водоросли на дне реки и проплывающие среди них рыбки. Очнулся, когда подростки стали меня откачивать, положив животом на валявшийся ствол дерева. Спасителем оказался один из тех взрослых, наш сосед Ник Шепхерд по кличке Гусь. В тот день моя матушка попросила его присмотреть за мной на реке. Плывя впереди вместе со своими сверстниками, он оборачивался, следя за моими потугами, но под конец заплыва решил, что я справлюсь с задачей и перестал глядеть назад. Потом все ж оглянулся, а меня словно никогда и не было на поверхности воды. Ник быстро вернулся назад, нырнул, поднял меня бесчувственного со дна и доставил на берег…

Лет в двенадцать я вызвал на бой сразу двух сверстников, зло подшутивших надо мной, и расквасил им носы. А где-то через год поспорил с мальчишками, что схвачу гремучую змею за шею и заставлю ее пустить яд в деревяшку. Как-то раз видел, как мой дядя, тот, что стал вождем индейского племени, поймал одну такую змею в лесах Мэна. Решив повторить его подвиг, я запасся длинной палкой с рогаткой на конце и нашел на окраине Бостона гревшуюся на солнышке змейку. При моем приближении она подняла хвост и угрожающе загремела своей трещоткой. Это заставило меня умерить пыл, приостановиться, но я сумел взять себя в руки и подошел-таки к ней. Прижать ее голову к земле мне удалось только со второго раза. Ухватив змею за шею, я в восторге поднял ее вверх. Чешуя, помню, была гладкой и прохладной, словно речной голыш. Разгневанная гремучка шипела, обвивала мою руку хвостом, высовывала раздвоенный язык. Когда же я поднес палку к ее пасти, она мгновенно вонзила в нее свои острые, как рыбьи кости, зубы…

– Бр-р! – отшатнулся сквайр. – Отвратительные создания! Страх у меня перед ними был всегда, сколько себя помню. Одного моего приятеля змея хватила за большой палец руки, когда он потянулся к лесному грибу. С тех пор палец и не сгинается.

Присутствующие, соглашаясь, одобрительно закивали головами. Никто не признался в любви к ядовитым тварям или хотя бы в хорошем к ним отношении. Лишь доктор счел нужным заметить:

– Виновна ли змея в том, что она змея? Вряд ли. Нельзя ее судить также за то, что люди не смотрят себе под ноги.

– Философию разводите, мой друг, – хмыкнул сквайр. – Оправдывать ползучих гадов! Они досаждают всем с древних времен. Вспомните миф о роковой любви Орфея к прекрасной нимфе. Отчего угодила в царство мертвых, во владения мрачного Аида, прекрасная Эвридика? Правильно, от укуса ядовитой змеи!

– Спорить не буду, змеиный яд невероятно опасен, но он также приносит радость выздоровления. Еще древние египтяне знали толк в…

– Ну, довольно, господа, – пресек я утренние прения. – Нам пора!

Спустившись в ялик по штормтрапу, мы сразу обнаружили в нем воду. Это было неприятно, но не смертельно. Сев за руль и помахав треуголкой провожающим, я с силой оттолкнулся от борта. Маленькая лодка запрыгала на волнах и под ударами весел моих спутников устремилась к выходу из пролива. Слева в пелене предутреннего тумана виднелся берег Острова Скелета, справа маячил холм Бизань-мачта. Мы обогнули южный выступ острова и уже продвигались к Буксирной голове, когда раздался голос Ганна:

– Воды в ялике все больше, капитан! Черт знает что такое!

Держась за руль, я стукнул подошвой сапога по днищу – послышался всплеск. Это было совсем не хорошо.

– Почти по щиколотку! – покачал я головой. – Нам еще плыть и плыть, а где-то там, у западного побережья, сильное течение… Что ж, гребем к берегу, друзья. К Фок-мачте придется идти пешком!

Под Буксирной Головой в обломках скал с ревом бушевали волны. На их плоских вершинах лежали морские львы. Иногда, какой-нибудь силач поднимал свое неуклюжее туловище, полз к краю