Смерть маркизы Дай наступила всего через несколько десятилетий после кончины Первого императора, а ее идеальная сохранность навела археологов на мысль, что в те времена алхимикам удалось разработать систему бальзамирования, которая оставалась тайной, предназначенной лишь для императора и немногих представителей знати. Возможно ли, что тело Цинь Шихуанди также подверглось подобной обработке? И, быть может, когда его гробницу вскроют, самым большим сюрпризом станет то, что его тело сохранилось в целости и сохранности? Сыма Цянь не оставил нам никаких подсказок, но очень подробно описал великолепие этого мифического захоронения.

Вместо этого существовали лишь легенды о мифическом государстве Чу[268], великом царстве в центре Китая, на территории современного Хубэя, аналогичные рассказам о древнеэтрусской[269] цивилизации. Но в 2002 году все изменилось – обнаружение грандиозной многокамерной гробницы в малоизученной сельской местности привлекло внимание археологов к уникальной культуре обработки бронзы. Особый интерес вызвало искусство изготовления колоколов, по которым музыковеды впоследствии смогли воссоздать музыку и ноты тех далеких времен. Тысячи бронзовых и лаковых артефактов подарили ученым возможность заполнить пробелы в истории и пролить свет на ранее неизвестные ее страницы. Открытая цивилизация оказалась намного более утонченной и развитой, чем можно было предположить, сравнивая находки с артефактами соседних культур периода, предшествовавшего эпохе Воюющих царств (453–221 годы до н. э.).

Я считал себя невероятно удачливым, ведь эти открытия произошли именно в то время, когда мы работали над крупными археологическими выставками. Мне посчастливилось оказаться в самом центре событий, среди археологов, которые по крупицам восстанавливали грандиозную мозаику китайской истории. Полная свобода действий была обусловлена еще и тем, что после потрясений Культурной революции обновленная китайская музейная система уделяла небывалое внимание не только сохранению и приумножению археологического наследия, но и национальной культуры в целом. Своеобразный благотворный культурный «национализм» пробудил небывалый интерес и трепетное отношение к прошлому, которое ранее дремало или отсутствовало вовсе.

Археологи полагают, то, что было обнаружено в результате периодических раскопок, составляет менее десяти процентов от того, что еще скрыто в недрах земли. И в этом с ними трудно не согласиться. Это означает, что сегодня Китай является крупнейшей и самой удивительной археологической площадкой в мире.

Одна лишь гробница Первого императора, когда ее раскроют, явит миру такое количество бесценных артефактов, что они затмят сокровища самого Тутанхамона[270] в Египте. Нетрудно представить, что китайские земные недра сегодня – величайшая археологическая сокровищница на планете. Причина этого проста и очевидна.

Культ мертвых, единственная истинная религия Китая, привел к накоплению под землей колоссального наследия.

То, что веками разрушалось на поверхности, бережно хранилось внизу, в параллельном мире.

Сокровища Поднебесной ждут, когда их обнаружат, чтобы мир мог узнать, изучить и восхититься ими. Археология играет важнейшую роль в раскрытии тайн цивилизации. Когда я держал в руках золотую корону императора Ваньли из династии Мин и корону императрицы, украшенную синими перьями зимородка, верите или нет, в тот волшебный, почти метафизический момент я ощутил глубокую благодарность тем, кто даровал мне такую привилегию.

Реформы: двойной смертельный прыжок

Новогодние благие события

На горизонте ясно и ярко сиял тонкий полумесяц. Вечер наступил внезапно, небо было черным и бездонным. Я возвращался в свой отель в восточной части Пекина, пробираясь по шумным детским переулкам. Всюду взрывались петарды. Одна с шипением пронеслась мимо меня, и дети тут же нырнули за дверной проем. Я жестами показал им, что нужно запустить еще одну, но уже в сторону луны. Они рассмеялись и попробовали. Но она вспыхнула слишком рано и угасла в куче капусты, сваленной у стены. Они попытались зажечь следующую, но я уже ушел.

Узкий хутун выводил на более широкую и оживленную улицу, напротив мясной лавки, где домохозяйки толпились в очереди с маленькими пакетами в руках. Замороженные туши были свалены прямо на мостовую, и продрогшие мясники рубили мясо квадратными ножами, словно дрова. Под ударами хрустели кости.

Я поднял взгляд и увидел вдали шпили железнодорожного вокзала. Полумесяц все еще был виден, и в тот же миг вспыхнули гирлянды лампочек, очерчивающие контуры здания. Оно походило на святилище.

Шел канун Нового года по лунному календарю, и когда кто-то задерживал на мне взгляд чуть дольше обычного, я выкрикивал ему: «Xinnian hao! (Синьнянь хао!) С Новым годом!» Люди улыбались в ответ и, повторяя пожелание, продолжали свой путь на велосипедах, на багажниках которых крепились разнообразные пакеты. Несмотря на пронзительный холод, в воздухе витала необыкновенная теплота. В их взглядах к одинокому незнакомцу в преддверии такого торжественного праздника сквозило сочувствие, но я видел в них искреннюю дружелюбность.

Я остановился перед грязноватой закусочной, куда меня пригласили зайти две женщины. Они держали в руках пузатые миски и, не глядя, окунали большие пальцы в бульон. Небольшая семья с симпатичными детьми, одетыми в аляповатые шелка, протиснулась внутрь, освобождая мне место. Старик с черным одеялом на плечах и выражением лица величественного патриарха жестикулировал палочками, указывая на супницу с пельменями.

Все вокруг казалось невероятно умиротворенным. Громкие хлопки петард постепенно затихали в ночном небе. Фасад моего отеля был усыпан огнями, словно для придания большей торжественности этой ночи зажгли свет во всех номерах, даже пустующих. В вестибюле меня встретил порыв неестественно теплого воздуха. Мальчики-портье в пурпурных мундирах с золотыми кантами забавлялись, подшучивая друг над другом под веселые взгляды официанток.

Как только я вернулся в свою комнату, раздался звонок. Это был мой друг Лу Синь, который пригласил меня отпраздновать с ним Новый год. Я попытался отказаться, говоря, что для меня это не так уж и важно, в конце концов, это всего лишь 6 февраля. Ему было бы лучше провести время с семьей, а я мог бы заняться письмом. Но он настаивал, и я не смог отказать.

В тот вечер открылся вращающийся ресторан на 28-м этаже, и посетителей почти не было. Услужливый официант поприветствовал нас, и мы выбрали столик номер 9 – счастливое число, когда-то зарезервированное для императора. Это наивное суеверие вызвало у меня улыбку, а затем