Закланье городов и вымиранье сёл.

Ты знаешь и сама всё о себе, о том как

Растерзывать себя и взращивать себя,

И возвращаться вновь в стоических потомках,

По ранним яровым пылищею клубя.

«Не верь ты мне фальшивой, слабой, ленной…»

Не верь ты мне фальшивой, слабой, ленной —

Я ничего не знаю о войне,

Как телескоп не знает о Вселенной

С погибшими мирами в вышине.

Я заползаю в возраст отупленья,

Слежу за новостями с лежака,

С меня не спросишь ни за отступленье,

Ни за нехватку раций мужикам.

Но я с такою бешенною силой

Походные крещу их вещмешки,

Что мне, тяжеловесной и трусливой,

Бог посылает нужные стишки.

О том, что в поле белая пороша,

О девяностых, отданных за так,

О том, как подполковник дядя Лёша

Рыдал тогда об армии в кулак.

О том, что льются западные транши,

Как бесконечный симоновский дождь,

О том, как предрекали ветеранши:

«Случись война – не встанет молодежь».

А вот она – страна – взяла и встала,

Когда пришла военная пора.

И мальчики, гонимые вчера,

Подняли трикотажные забрала.

А значит, никогда не умирала

Страна моя, ошиблись доктора.

«В особенные эти времена…»

В особенные эти времена,

Когда идёт – не надо врать – война,

Меня всё тянет параллели строить.

И если ты – другая сторона,

То – с кем ты, если родина – одна?

Понять, что ты предатель, не хитро ведь.

Другое дело – изучить мотив:

Засвечен твой дворянский негатив?

Несправедливо сослан ты в шарашку?

А может, кто, свободами прельстив,

До кончиков волос благочестив,

Тебе «открыл глаза» на «эту Рашку»?

Ты проверял, он точно – за добро?

И сам не входит он в политбюро

Большого серпентария в Рамштайне?

Он даст тебе свободу и тавро

На лбу поставит. Всё, как мир, старо:

Тебя расплющит в этой наковальне.

А если ты всежалостив и чист,

Ну, гуманист такой, ну, пацифист,

Такая мимими, персона светска,

Толстовец и непротивленец злу

Насилием – возьми вон ту золу,

Она была ребёнком из Донецка.

«Нас снова Змей разводит, как детей…»

Нас снова Змей разводит, как детей,

разводит так, что мысли нет брататься.

Чем родственней дружины, тем лютей —

им до последней капли крови драться,

чтоб ветвь одну оставить, лишь одну!

отречься, отлучить, отгородиться.

Чужих родов холодную войну

(что нынешней в подметки не годится)

так не ведут, поскольку кровь не та.

А в этой битве не разжать объятья.

Бог сотворил Адама и Христа,

плоть и душа – заветные собратья.

Кровавый пар, что пахнет молоком, —

в ноздрях играет, оседает в горле.

И со ступни Распятого, сквозь корни,

в расщелины известняка влеком

не силой тяготения, но силой

родства, стекает алый ручеёк,

где всяк перед Адамовой могилой

отныне обезгрешен и высок.

Смотри, Господь, на терриконах тех,

не на Голгофе – на вершине Кряжа

Донецкого – мы искупаем грех

всемирной плодоядности. Но кража

ещё приободряет новый рейх.

Прости их, мы взошли на крест – за всех.

Но он не виден из-за камуфляжа.

Космос

И. Караулову, А. Ревякиной, А. Долгаревой

Заговорили о судьбе, о том,

В каком мы все сеченье золотом?

Что́ космосом зовётся персональным

Для каждого? Планета за бортом

Качала водным куполом печальным.

Один сказал, что космос для него

Ландшафт от сих до сих, от вон того

Мурма́нска до Приморья, до Камчатки.

А солнце мы задраили. Его

Безудержность опасна для сетчатки.

Другая утверждала, глядя сквозь

Волокна, проплывающие вскользь

Над степью, где грохочет панорама,

Где дом её:

– Вот космос мой! Небось,

Уже уснула под бомбёжку мама.

А третья говорила:

– Мне Москва

Дороже звезд и Млечного моста,

Где я одна, как перст, но в центре света,

Внутри народа. Это ли не та

Вселенная, где одиночеств нету.

Ещё одна в их призрачном кругу

Была вдали – сидела на лугу,

Вдыхала жадно пряность земляную

И ветер, горько пахнущий войной.

А Космос был обычный позывной

Бойца, который держит Кременную.

«Не оплакивай воина…»

Не оплакивай воина,

Провожая на фронт.

Всё. Колонна построена

У чугунных ворот.

В гимнастёрочку хрусткую

Погоди, не реви.

Пусть солдатушки русские

Помнят строгость любви.

Из объятий терзающих

Он идёт не на смерть.

На священных ристалищах

Добывается честь,

Добывается родина,

Добывается дом.

Как ты там ни расстроена,

Отревёшься потом,

Вспомнив юность, супружество

В приутихшем дому.

А сейчас нужно мужество

И тебе, и ему.

Не казачья же вольница,

Не мальчишки гурьбой,

Это – русское воинство

Отправляется в бой.

Юрий Волк

Прекрасное далёко

Мешковину серого рассвета

Прошивает огненной иглой.

Вспышками ракета за ракетой

На передовой. И я – живой.

Привкус на губах солоноватый.

На снегу багрово-алый след.

…Помнишь, пионер восьмидесятых,

Детской песни радостный куплет?

Пелось про