где загнуты палец четвертый и палец шестой

а с тыльной изнанки зрачок отражает луну

и конунг на кобре стоит не имея стыда

такой представлял он себе эту встречу всегда

а в баре напротив народ занимает места

похабные ветер развесил по стенам лубки

там голая девка танцует всю ночь у шеста

и зрителям это приятней чем грусть без любви

небесная в огненных жалах сверкает слюда

налогоплательщик ресурсы несет на пропой

на пирсе дозор принимает морские суда

груженные маковой камедью мудрой травой

другой из друидов в дверях с номерком на груди

он членские с членов уплаты взимает поди

становится ясно что волхв цепенеющим ртом

молчит не в ответ на вопрос и вопрос не о том

что зря в неурочную ночь из гортани возник

великий могучий но в сущности шведский язык

князь гость в этом сдвинутом мире где жало сверла

вгрызается в горло героя он пал на войне

где слабый по полной пизды получает сперва

а сильному против того достается вдвойне

ладью снаряжают дружинные богатыри

от волхова волоком с трупом варяга внутри

я тихое сердце лечу на чужом берегу

то щи с люминалом то в борщ пощипать белену

с плеч свинченный череп снимает привычно рука

в нем умыслу тесно но мозг потемневший терпи

коль мальборо в пачке еще остается пока

и пушкин ангорский хвостато идет по цепи

метод исключения

харитоненко сыч фролов

марьникитишна крокодила

в стаде численность доходила

часто до сорока голов

ручеек чернил из карьера

сплошь бараки да корпуса

и какая-то сразу вера

по фамилии ковбаса

наводил небольшую ретушь

эту сыч истребить дотла

за злодейство ее но нет уж

пусть останется как была

потерпи все что на дом устно

ты один заглянул в ответ

если вырезать станет пусто

а другой чтобы вставить нет

гость из гомеля горло в йоде

тюрин в дверь зарастет хуйня

больше не было у меня

никаких фотографий вроде

гипнотопология

без выдоха или

истратив его на суглинок в горсти

с прожилками гнили

в котором багульник бастует расти

измерить поверхность

пустой континент с колыбели по гроб

где сослан за вредность

скитаться с котомкой последний микроб

раз вспыхнула птица

не вне стекловины зрачка а внутри

то это не снится

а правда хоть смертью в постели умри

так генисаретский

фарватер андрей озирали с петром

когда бы не резкий

поступок ни в сказке сказать ни пером

но если на сутках

повисла печать бесконечного сна

а слабых поступков

подробная сумма всегда неясна

то может быть проще

свет зрения внутрь направлять поутру

где лиственно в роще

как прежде снаружи и хвойно в бору

попытка разобраться

раз точней не могу то скажу как умею

что прошло то случилось жалей не жалей

не подбей этот ирод на вальс саломею

было б дольше одним человеком живей

пострадали бы правда сильнее акриды

их в страду на плантациях невпроворот

но поля оказались бы гуще покрыты

той пшеницей которую любит народ

и похоже идея не так уж нелепа

что народ к потребительству склонный в душе

ел бы больше гораздо пшеничного хлеба

а духовного меньше гораздо уже

но какая же польза тогда от предтечи

он кому проповедовал бы я спрошу

если тесто без устали мечется в печи

и мука в магазине за фунт по грошу

и приходится честно признать что природа

состоит из событий полезных для нас

а идеи по поводу дикого меда

я в другой изложить вам попробую раз

если в прошлом копаться с отверткой то каждый

сам себе оказался бы деверь и зять

я скажу тебе вот что живи и не кашляй

а точнее никак не умею сказать

«отступали к плетню и вишням…»

отступали к плетню и вишням

в травяную ныряли шерсть

нас там было четыре с лишним

а фашистов почти что шесть

жутко в сумерки жить на свете

кычет пугало пень в пальто

мы известное дело дети

а они непонятно кто

никакого другого детства

не замечено вновь за мной

но и старость не сыщет средства

от испуга в судьбе земной

по оврагам набег и бойня

ближе к пугалу мы одни

и ныряешь в траву не помня

кто здесь наши а кто они

ни добра не принес ни зла им

не желал но из-за бугра

мрак а мы до сих пор не знаем

что здесь правда а что игра

«биаррица и ниццы…»

биаррица и ниццы

упромыслить не чаял дары

но порой проводницы

на дистанции были добры

можно быстрым наброском

рассказать обнажая прием

о себе и сопровском

как мы в питер катались вдвоем

угодишь в бологое

по дороге на горе оно

всюду недорогое

угрожает изжогой вино

но наутро на невском

забивать в беломор анашу

сверить сумерки не с кем

лучше все-таки сам опишу

а еще как на бис ты

перед свиньями в рифму алкал

разбитные гебисты

подливали нам пива в бокал

всюду литература

мир велик да держава одна

эта родина-дура

за кого нас держала она

ни глотка не осталось

кроме нежности или стыда

эта станция старость

доезжает не каждый сюда

на разрезанном фото

расставания схема проста

словно лошади клодта

с двух сторон у пустого моста

«уроженец ноябрьских широт…»

уроженец ноябрьских широт

не имеет запасов

там червяк в натюрморте живет

а в ландшафте саврасов

плюнуть в грязь и раздуть паруса

на смоленом баркасе

пусть умеренная полоса

экономит на квасе

только памяти с голень длиной

отпилить и не больно

не бывает страны под луной

чтоб любить подневольно

неподвластна валдайской возне

из-за моря незрима

жизнь огромная словно во сне

словно правда без грима

за пределом где воздух не мглист

где дождю не ужиться

и ноябрьский обугленный лист

на ветру не кружится

муха