сие есть кровь моя
нового завета
пейте ее за это
парламент пчел
сменить полет шмеля на честный улей пчел
экономический в синклите их усталом
прогресс присутствует как сам вчера прочел
в газете ветром припечатанной к сусалам
смотри как строем вверх когда рассвет костром
синхронных крыльев гром большой пердеж работы
а частнику вовек презрительный газпром
не отслюнит бабла за сольные полеты
пункт назначения где лбом в стекло и в рай
пой римский-корсаков в уме айпод играй
иль не осилить мне как желтенькие все
с лукошками в луга лишь отроится свора
косоворотки сплошь в трудящейся росе
с их плясками славян под стрекот медосбора
с балетом искренним по телику в кремле
где в соты собрана питательная рвота
и все на одного блюдя в келейной мгле
честь насекомого червя и патриота
где уплетая мед и продлевая вид
медведев с царственной медведевицей спит
зачем я черный частным образом лечу
в полоску желтую уже незрима слава
и встречный ветер вывихом чреват плечу
четвертому нет врешь похоже третье справа
я стар и скоро ночь не покладая крыл
аэродинамичен точно мокрый куль я
но засветло не сбит и разве слаб я был
коль клал на медосбор и сторонился улья
где вечный пасечник придет собрать с ведром
парламент мертвых пчел их праздник и газпром
умиление зверей
спадал туман когда они пришли
из уст ручьем бежала речь чужая
рабы отстегивали в пыль мешки
натруженных животных разгружая
дивясь вовсю диковинным дарам
а мельхиор нейзильбер и вольфрам
цари премудрой твердости и блеска
посланники рентгеновских галактик
сочились внутрь внося свой блеск с собой
там впрочем гости нужные уже
механизаторы животноводы
сияли в резком свете сверхзвезды
как топоры наотмашь их портреты
текли и плавились от жара череп
топорщил уцелевшие резцы
обозначая радость лишь в одном
углу клубился полумрак в котором
терялось материнское лицо
и в куче одеял и полотенец
молчал младенец
всюду из щелей
ползли земли неправильные дети
блестя хитином те кто посмелей
теснясь к стене кто крысы или эти
тушканы например и скорпион
вертел хвостом свивалась в кольца кобра
иссохшим сердцем тюкая о ребра
стремился сцинк любой убогий гад
из негева вараны и медведки
которых в честь гаранта нарекли
еще до всенародных клещи к небу
молитвенно вздымали уховертки
и черви всех моделей рыли пыль
умильно шелестя мы тоже божьи
нам жалко жить пусть мы обречены
как тихий мусор смерти но звезда
любви сегодня всех свела сюда
вмиг плети визгнули взвились мечи
давили в камень мулами топтали
когда ты червь попробуй покричи
с ботинком на груди и без гортани
вольфрам рубил хитин нейзильбер нерв
сгребая нежить в ряд посмертных груд
ударники животноводства тоже
жезлами ударяли сям и тут
подошвы в липкой каше с чешуей
а с лезвий каплет кровь нечеловека
но невредим и окружен семьей
молчит младенец на лоскутном ложе
и я который был один из них
обоих и неправильных и верных
вздымая тяжкий жезл юля в пыли
головогрудью влажно созерцал
из сорванных фасеточных ячеек
свой состоящий из щелей и дыр
единственный как боль и нелюбимый мир
московское время
голодный тушинский постой
ненужный нож карман пустой
приборы жизни бедной
и кто в гостях у нас была
в пальто из мутного стекла
в железной шляпке с лентой
что я за диво был тогда
изгой всеобщего труда
в одной отдельно взятой
квартире на краю москвы
улитка липкие мозги
с ее спиральной хатой
поможешь гостье снять берет
прибит к столу ее портрет
стакан и ложка в каше
надел штаны сходил в овир
изъездил целый божий мир
уже небожий даже
штаны на стул и снова лег
к свече чадящей мотылек
прости моя святая
как тот в астапове толстой
твое лицо в его простой
оправе прочь сметая
гандлевский пьет кенжеев вслед
над тушином слабеет свет
заштриховала лица
последняя спираль пурги
и липкий с рожками внутри
молчит не шевелится
«рисовала как росла…»
рисовала как росла
ива
с треугольником дрозда
криво
и с притоками река
слева
словно синяя рука
с неба
летний лес последний лист
порван
в черепе от мыслей чист
орган
лучше краски я раздам
детям
а мозги свои дроздам
этим
рисовала да нельзя
сбыться
иву в лапах унесла
птица
дымом в облако густым
лес там
просто становясь пустым
местом
«как весело разглядывать синиц…»
как весело разглядывать синиц
поправ свои фальшивые несчастья
их клювы в центре деликатных лиц
их цепких лап фигурные запястья
вот и скажи на что нам эти мы
взирающие в небо неподвижно
когда из предков лучшие умы
резьбу сорвали а летать не вышло
и как же славно жить среди жуков
ликует дух что их всегда так много
что каждый расторопен и толков
вертясь в избытке воздуха дневного
нет не беда что даже есть медвед –
ки под землей душа им нежно рада
в них правда прелести излишней нет
но мы страшней нас здесь вообще не надо
приятно знать что все они везде
встречаются то есть не мы а эти
слагающие гимны в высоте
и слабые как мысли или дети
жить только ради них пускай летят
кому вся твердь чертог и ночь служанка
а если нас изловят и съедят
то поделом ни одного не жалко
я впрочем добр и даже тех прощу
кто груб за то что певчий вечер чуден
хоть человек подобен здесь прыщу
не зря трудились дарвин и мичурин
прекрасен мир и бесполезна злость
к тому кто мрачный но недолгий гость
«река в ракитах спит сгибая берег влево…»
река в ракитах спит сгибая берег влево
до перистой зари раскинув ребра дна
красавица вода расплавленное время
чуть время истечет а ты у нас одна
все резче к очагу внутрь в киноварь пожара
цветных царица недр нагая кровь травы
тех что почти вчера
