***

Он прошёл пол-Европы, пропахал по-пластунски полземли, начиная молодым лейтенантом. Получил боевое крещение на Курской дуге. Пулемёт его трещал точно в цель, может поэтому и дошёл он до Берлина, где встретил Великую Победу в звании капитана. А затем новые бои, новые подвиги – Дальний Восток и война с Японией. Он всё вынес, всё выдержал, всё пережил – офицер – солдат Советской Армии, раненый и контуженный. За свои ратные подвиги награждён орденами Красной звезды и Великой Отечественной войны, многочисленными медалями.

Он ехал домой, победитель Земли Русской. Он спешил в отчий дом, который стал его вторым родным домом, где ждали его с нетерпением, изо всех сил ждали братик, сестрички, отец и мать, да, мать, а не мачеха.

Солдат решил пройти домой незаметно, тем самым устроить некий сюрприз своим родным. Людвиг пробирался домой огородами. Сентябрь выдался тёплым. В огородах уже убрали почти весь урожай, и поэтому капитана никто не заметил.

Подходя к крыльцу, Людвиг услышал, как из дома доносилось пение. Чистый мальчишеский голос очень правильно, выводил далеко не простую песню.

Ой, туманы, мои растуманы,

Ой, родная сторонка моя.

Людвиг остановился на крыльце, стараясь не спугнуть «поющего соловья». Кто пел, солдат войны догадывался. Вовочка обладал замечательным голосом и музыкальным слухом, но выздоровел ли он сейчас? В письмах писали, что недуг отступил, а всё равно не верится, что его братишка бегает своими ножками. А из дома заливистый мальчишеский голос распевал:

На прощанье сказали герои:

«Ожидайте хороших вестей!».

И по старой смоленской дороге

Повстречали незваных гостей.

Людвиг набрал полную грудь воздуха, как будто заботясь о том, чтобы от волнения не задохнуться и вошёл в дом. В избе кроме младшего братишки никого не было. Володя сидел на печи и, в такт раскачивая ногами, проникновенно пел. Людвиг не утерпел и стал ему подпевать:

Не уйдёт чужеземец незваный,

Своего не увидит жилья.

Высокий голос ребёнка и баритон старшего брата слились воедино:

Ой, туманы, мои растуманы,

Ой, родная сторонка моя.

– Люда приехал!!! – мальчик почти кубарем слетел с печи и бросился в объятия к старшему брату.

– Вовочка, братик мой родной, в душеньку, в треск, ты ходишь?!

Перед ним стоял крепкий парень. Белокурые волосы курчавились, большие глаза излучали столько радости, что хватило бы на всю округу в самые тяжёлые времена. Людвиг крепко обнял, расцеловал братишку и закружил его в пространстве.

Внезапно открылась дверь, и на пороге появилась запыхавшаяся Александра.

– Людонька, сыночек ты мой милый, пришёл наконец-от. Живой, рученьки и ноженьки целы, – мать с дрожащими руками и со слезами бросилась в объятия сына.

– Мама, родная моя, все эти годы, которые я был вдали от дома, я больше всего скучал о всех вас, но в то же время я верил и был убеждён, что отец, Вова и сёстры под прочной крышей, потому, как ты сильный и стойкий человек.

Когда немного страсти улеглись, Александра начала собирать на стол:

– А я у Катерины была, и в окошке из передней избы увидели солдата, бегушшего задами, в нашу сторону, я сразу поняла, что сыночек наш приехал.

На столе появился нарезанный ржаной хлеб домашней выпечки, горячие щи, настоявшиеся в русской печи. Разопревшая капуста и картошка, сдобренная салом, издавали такой аромат, какой Людвиг не ощущал за всю войну.

– Отець-от да девки робят на уборочной, скоро дома будут.

Вечером собралась вся семья, облачившаяся в обновы, привезённые Людвигом: Тихон в новой рубахе, Александра, хоть в своём неизменном белом с розочками платье, но зато покатые плечи её покрывал новый кашемировый платок. Вовочка в новом костюме, а вот сёстры красовались в шёлковых заграничных платьях, отличавшихся только расцветкой, ноги их впервые в жизни ощущали лакированные туфли.

      Полюбоваться на запоздалого воина-освободителя и порадоваться счастью семьи Шлемовых пришли недавно овдовевшая Катерина, Иван и Василий с жёнами, племянник Александры Василий со своей молодой женой – Розиной подругой, с Паней. Они уже жили в уездном городе, и в Павломихайловку приехали на помощь в уборке урожая.

Желанными гостями были Настёна с братом Андреем.

С миру по нитке, и Шлемовский стол ломился в этот вечер от различных угощений: здесь и солонина, и сало, и пироги с калиной, с маком и с черёмухой. Лапша с курицей. Никто из гостей не пришёл с пустыми руками. Каждый с собой нёс закуску и выпивку.

Людвиг в офицерской гимнастёрке, увешанной орденами и медалями, при золотых капитанских погонах, в тёмно-синих диагоналевых галифе сидел во главе стола. Пшеничный чуб волной ниспадал на лоб. Открытые серые глаза светились счастьем.

Фронтовика окружали братик и сёстры. Рядышком с сыном сияли счастьем отец с матерью. А чуть поодаль, не спускала влюблённых глаз, Настёна, которая верой-правдой всю войну ждала своего Людушку. И вот он здесь, не только под одним небом, одной крышей, но и за одним столом. И стоит только протянуть руку, как можно ощутить его дыхание, биение сердца и особое тепло любимого.

После первого же выпитого стакана браги Василий Логунов взял гармонь, растянул меха и запел любимую деревенскую песню:

По диким степям Забайкалья,

Где золото роют в горах.

Застолье дружно подхватило:

Бродяга, судьбу проклиная,

Тащился с сумой на плечах.

Только закончилась песня, Вася начал играть Камаринскую.

– Лёля, – обратился он к Александре, – ну-ко давай твоё «Волоконце».

– Ох, да ты чё, Вася, чё народ-от скажет?

– А, чё народ скажет, – вступила Паня, – сын у тебя, лёля, с фронта приехал, живой и красивый.

– Ну дак, чё жа давай нето:

Волоконце брела ниточки.

Стоял милой у калиточки.

У калитки перезяб, передрог,

А к милашочки достукаться не мог.

Поёт Александра, глаза излучают счастье и радость, ноги приплясывают, и больше половины гостей вышли в круг, чтобы отвести душу в пляске.

Когда, после пляски, немного гости отдышались, Людвиг открыл трофейный патефон, поставил пластинку и полилась, нет не полилась, а ворвалась в избу оркестровая мелодия «Яблочко».

Роза вышла на середину избы и начала плавной проходкой русский танец. По мере ускорения темпа, девушка убыстряла движение. И вот она уже выдавала замысловатые движения: то проходила мелкой дробью, то исполняла «верёвочку», то ногами точно выстукивала мелодию. Глаза светились, на щеках её сиял здоровый румянец.

Людвиг, глядя с нежностью на сестру, подумал: «До чего же красивые у меня сёстры, вот только бы они чаще