ОНА ЗАПИНАЕТСЯ, ОГЛЯДЫВАЕТСЯ НА ПЕЧКУ.

ПЕШКОВА:

Да и не просила я об этом. Тем не менее, я рада, что вам смягчили условия содержания. Как же холодно у вас! Как же рано зима приходит сюда – в Москве все еще бабье лето…

СХВАТИВ СПИЧКИ, ЕКАТЕРИНА РЕЗКО ВСТАЕТ, ИДЕТ К ПЕЧКЕ, ЗАКИДЫВАЕТ ТУДА ОСТАВШИЕСЯ ДРОВА. ПОДЖИГАЕТ. ОПЯТЬ СВЕРХУ ДОНОСИТСЯ КРЯХТЕНЬЕ.

ПЕШКОВА:

Как вы ее зовете, Ахмет?

БАЙТУРСЫНОВ:

Баба Лена.

ПЕШКОВА:

Не беспокойтесь, баба Лена, о дровах я тоже похлопочу!

ОНА БЕРЕТ САКВОЯЖ И ИДЕТ К СТОЛУ.

ПЕШКОВА:

Чем питаетесь тут, Ахмет? Голодны, небось? Глупый вопрос, извините…

БАЙТУРСЫНОВ:

Я в порядке, Екатерина Павловна, я в порядке… Баба Лена кормит меня рыбным бульоном, когда есть возможность… Ей тоже несладко…

ПЕШКОВА:

Я понимаю. Вот, скромные гостинцы – что могла провезти без порчи в дороге.

ОНА ВЫКЛАДЫВАЕТ НА СТОЛ ПАРУ КОНСЕРВОВ, ХЛЕБ, КАКИЕ-ТО ГАЗЕТНЫЕ СВЕРТКИ, БАНКУ С МАСЛОМ. ПОСЛЕДНЕЙ НА СТОЛ СТАВИТСЯ БУТЫЛКА ВОДКИ.

ПЕШКОВА:

Ну, а это… Потом.

ЕКАТЕРИНА ВЫТАСКИВАЕТ СКЛАДНОЙ НОЖ ИЗ КАРМАНА ШТАНОВ, ОТКРЫВАЕТ ОДНУ ИЗ КОНСЕРВНЫХ БАНОК. СМОТРИТ ПО СТОРОНАМ – ИЗ ШКАФЧИКА В УГЛУ БЕРЕТ ТАРЕЛКУ, ЛОЖКУ И КРУЖКУ, СТАВИТ ВСЕ ЭТО НА СТОЛ. ВЫТРЯХИВАЕТ ИЗ КОНСЕРВНОЙ БАНКИ СОДЕРЖИМОЕ НА ТАРЕЛКУ.

ПЕШКОВА:

Садитесь и кушайте, товарищ Байтурсынов.

КРЯХТЕНЬЕ С ПЕЧКИ.

ПЕШКОВА:

Вам останется, баба Лена! Садитесь!

ОНА ОТОДВИГАЕТ СТУЛ ОТ СТОЛА И СМОТРИТ НА АХМЕТА, НО ТОТ НЕ ДВИГАЕТСЯ С МЕСТА. ТОГДА ЕКАТЕРИНА БЕРЕТ СТОЛ С ДВУХ СТОРОН СО ВСЕМ, ЧТО ЕСТЬ НА НЕМ, И ПРИНОСИТ ЕГО К КРОВАТИ, СТАВЯ ПРЯМО ПЕРЕД БАЙТУРСЫНОВЫМ. САМА ВОЗВРАЩАЕТСЯ К СТУЛУ, САДИТСЯ.

ПЕШКОВА:

Кушайте, Ахмет. И не обращайте на меня внимания – меня здесь нет, я неофициально, так что… Не стесняйтесь.

АХМЕТ БЕРЕТ ЛОЖКУ И НАЧИНАЕТ ЕСТЬ. ОТЛАМЫВАЕТ КУСОК ХЛЕБА, ЖУЕТ. НА ЕГО ГЛАЗАХ ПОЯВЛЯЮТСЯ СЛЕЗЫ. ОН ПЫТАЕТСЯ РУКАВОМ ВЫТЕРЕТЬ СЛЕЗЫ. ЕКАТЕРИНА ВЫТАСКИВАЕТ ПЛАТОК И ОТДАЕТ ЕГО АХМЕТУ – ОН ВЫТИРАЕТ ПЛАТКОМ ГЛАЗА.

БАЙТУРСЫНОВ:

Простите… Простите…

ЕКАТЕРИНА НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ СТОИТ РЯДОМ, ПОТОМ ОТХОДИТ ОТ АХМЕТА. СТОИТ, ОПУСТИВ ГОЛОВУ. ПОТОМ ПОДХОДИТ К СТОЛУ, БЫСТРО ОТКРЫВАЕТ БУТЫЛКУ ВОДКИ И ПЛЕСКАЕТ НЕМНОГО СЕБЕ В КРУЖКУ. ОТПИВАЕТ И КАШЛЯЕТ, ПРИЛОЖИВ РУКУ КО РТУ.

ПЕШКОВА:

Черти что! Какая гадость! Насколько я помню, вы не пьете, товарищ Байтурсынов… И правильно делаете.

ОНА САДИТСЯ НА СТУЛ, КОТОРЫЙ ОКАЗЫВАЕТСЯ В ОДИНОЧЕСТВЕ ПОСРЕДИ КОМНАТЫ. АХМЕТ УЖЕ НЕ ЕСТ.

ПЕШКОВА:

Это в лечебных целях. В любом случае, можете обменять на что-либо необходимое.

БАЙТУРСЫНОВ:

Спасибо вам, Екатерина Павловна…

ПЕШКОВА:

Да прекратите меня благодарить! Тошно от этого всего…

БАЙТУРСЫНОВ МОЛЧИТ.

ПЕШКОВА:

Извините, извините… Я… Что-то не задалось у нас с вами общение с самого начала, Ахмет – это моя вина, простите. За многие годы мне впервые разрешили приехать в место, подобное вашему… Все позабыла, совсем размякла в столице. Вам надо держаться. Держаться. Ваша семья ждет вас…

ГЛАЗА АХМЕТА НАЧИНАЮТ СВЕРКАТЬ ОТ РАДОСТИ.

БАЙТУРСЫНОВ:

Семья? Я увижу жену и дочь? Они приедут? Скажите! Не молчите! Когда это случится?

ПЕШКОВА:

Скоро, товарищ Байтурсынов, скоро, я привезла распоряжение о вашем переводе в Томск, к жене и дочке, как вы и просили…

АХМЕТ ВСКАКИВАЕТ С КРОВАТИ, ЧУТЬ НЕ ОПРОКИНУВ СТОЛ, ПРИПАДАЕТ К НОГАМ ЕКАТЕРИНЫ НА КОЛЕНЯХ, БЕРЕТ ЕЕ РУКИ.

БАЙТУРСЫНОВ:

Благодарю вас! Благодарю вас!

ОН ЦЕЛУЕТ ЕЕ РУКИ. ЕКАТЕРИНА СПОЛЗАЕТ СО СТУЛА НА ПОЛ, ТОЖЕ ОКАЗЫВАЕТСЯ НА КОЛЕНЯХ ЛИЦОМ К ЛИЦУ С АХМЕТОМ.

ПЕШКОВА:

Не надо, Ахмет, все закончилось… Все закончилось…

ОНА ГЛАДИТ ЕГО ПО СЕДЫМ ВОЛОСАМ. ПОТОМ ОНА ПОДНИМАЕТ ЕГО С КОЛЕН.

ПЕШКОВА:

Вставайте, Ахмет, мы не так молоды, чтобы вот так вот на полу сидеть… Пойдемте…

ЕКАТЕРИНА ВЕДЕТ ЕГО К КРОВАТИ, УСАЖИВАЕТ, СНОВА НАКИДЫВАЕТ НА НЕГО ТУЛУП. САДИТСЯ РЯДОМ. ПАУЗА.

БАЙТУРСЫНОВ:

Я не понимаю, почему вы решили лично мне сообщить об этом?

ПЕШКОВА ПОЖИМАЕТ ПЛЕЧАМИ.

ПЕШКОВА:

Выдался случай… Почти невозможный случай в наши дни. И я поехала. Три недели в пути, где по бездорожью и кочкам, где по глубоким снегам… Трудно к вам добраться. Полагаю, Алексей посодействовал моему путешествию сюда.

БАЙТУРСЫНОВ:

Алексей… Максим Горький?

ПЕШКОВА:

Да, он самый. Он был тогда на нашей стихийной встрече в Москве, если помните…

БАЙТУРСЫНОВ:

Я помню. Помню, что он был не в духе…

ПЕШКОВА:

Да. Тогда он был другим. Теперь редко его увидишь в плохом настроении. Ему все хорошо. Большим оптимистом стал наш Алексей!

ОНА ДЕЛАННО СМЕЕТСЯ.

БАЙТУРСЫНОВ:

Я помню вашего сына. Где он сейчас?

ПЕШКОВА ЗАСТЫВАЕТ, А ПОТОМ ПО СКЛАДАМ ВЫДАВЛИВАЕТ ИЗ СЕБЯ:

ПЕШКОВА:

Сын? Сын…

АХМЕТ СМОТРИТ НА НЕЕ С СОЧУВСТВИЕМ, ПОДОЗРЕВАЯ О ЧЕМ-ТО УЖАСНОМ. А ЕКАТЕРИНА ОЖИВЛЯЕТСЯ И ПРОДОЛЖАЕТ БОДРО:

ПЕШКОВА:

Ну да ладно. Скажите мне вот что, Ахмет – меня тогда в Москве поразила ваша прекрасная русская речь, вы знаете слова, о которых и многие русские не подозревают. Откуда в вас это? Тогда я хотела у вас спросить, но не осмелилась. Где вы учили русский?

БАЙТУРСЫНОВ:

В школе. Но большей частью русский я освоил самостоятельно, очень много читал…

ВДРУГ ОН СНОВА НАЧИНАЕТ ГОВОРИТЬ ЖАРКО:

БАЙТУРСЫНОВ:

Вы не знаете ничего о Бадрисафе, моей супруге? О дочери? Как их здоровье? Не слишком ли бедствуют они? Простите, простите… Я просто не могу об этом не думать… Вы удивлены – вы видели меня большим и сильным человеком, а теперь я… Кто я такой теперь? Ничего не хочу, ни о чем не думаю, лишь только о них… Меня, как и вас – меня, настоящего – здесь нет…

ПЕШКОВА:

Я ничем не лучше вас, дорогой мой, ничем…

БАЙТУРСЫНОВ:

Но вы сражаетесь!

ПЕШКОВА:

Нет. Я уже давно устала. И силы уже не те. Да что я жалуюсь, господи!

ОНА ВСТАЕТ.

ПЕШКОВА:

Но это не конец, Ахмет, это не конец. Все изменится. Когда-нибудь…

ОНА ЗАДУМЧИВО ОСМАТРИВАЕТСЯ.

ПЕШКОВА:

Нам бы чаю попить… Я не вижу чайника…

АХМЕТ ОЖИВЛЯЕТСЯ.

БАЙТУРСЫНОВ:

Чай… Вы привезли чай? За печкой – чан с водой, а чайник… Я никогда и не видел его здесь – баба Лена в чугунке кипятит, я в кружке сразу… Возможно, чайник где-то в сенях.