Исследования Маджид и ее соавторов охватывают представителей культур разных регионов, главным образом в Мезоамерике, высокогорье Анд и джунглях Юго-Восточной Азии. К этим исследованиям их подтолкнули утверждения полевых лингвистов, что в некоторых языках, существующих на этих территориях, намного больше терминов для обозначения запахов, чем в языках типа английского. Эти утверждения не были подкреплены, например, предъявлением носителям этих языков конкретных запахов для проверки их обонятельного лексикона. Один характерный пример – язык джахай, на котором говорит племя охотников-собирателей, обитающее в тропических лесах на границе Малайзии и Таиланда. Язык джахай, как оказывается, располагает рядом базовых терминов для обозначения запахов, аналогичных базовым цветообозначениям. Носители языка джахай знакомы с этими терминами и используют их в разговорной речи, так что это не просто эзотерические слова, бытующие у каких-то специалистов. Что важно, джахай используют базовые обозначения запахов абстрактно, не связывая их с одним конкретным объектом. Напротив, вспомним, как мы описываем запахи на английском – даже более распространенные, чем petrichor. Войдя в кинотеатр, я отмечаю: «Здесь пахнет попкорном». Однако я не располагаю отдельным или абстрактным словом для именования этого запаха, независимым от объекта, с которым я его ассоциирую. Если я приду в какое-то другое место со сходным, но иным маслянистым запахом, я скажу: «Здесь пахнет попкорном», – даже если мне известно, что причина моего обонятельного ощущения не в том, что кто-то готовит здесь попкорн. Я говорю «пахнет попкорном» в силу своей лексической ограниченности, но запах, возможно, не в точности такой, как у попкорна, и это выражение несколько небрежно. Я не располагаю словом для обозначения специфического запахового сходства между кинотеатром и этим другим местом. Мне приходится обходиться тем, что исследователи называют «источниковой» отсылкой к запаху, именованием, всегда привязанным к одному и тому же объекту-источнику. Если бы я испытывал сходные затруднения с цветовыми терминами, я, возможно, описал бы хроматический облик полуденного солнца словами «похоже на банан». Наши языковые ограничения в отношении обоняния настолько привычны, что мы даже не замечаем, как часто для описания ощущаемых нами запахов мы апеллируем к конкретным объектам, а не называем абстрактные запахи.
Напротив, у носителей джахай есть целый арсенал обозначений запахов, которые они могут применять в подобных ситуациях. По наблюдению Маджид и ее коллеги Никласа Буренхульта, в джахай «термин Itpit используется для описания запаха различных цветов и спелых фруктов, включая сильный запах дуриана, духов, мыла, алойного дерева и бинтуронга, который, если верить "Википедии", пахнет попкорном»[74]. Обратите внимание, что абстрактный термин Itpit в джахай – глагол, поэтому, вместо того чтобы сказать «в кинотеатре пахнет попкорном», я скажу что-то вроде «в кинотеатре итпитит». Я могу применить этот абстрактный термин в любом помещении со сходным запахом. Другой термин, Cnes, применяется носителями джахай, среди прочего, к запаху дыма, запаху определенного вида многоножки и запаху древесины дикого манго.
Маджид и Буренхульт протестировали способность носителей джахай называть запахи и обнаружили, что те в сравнении с контрольной группой носителей английского очень часто применяли к ощущаемым запахам абстрактные термины. Использованная ими экспериментальная процедура была достаточно прозрачна. Они просто показывали носителям английского и джахай различные базовые цвета вроде тех, что используются во «Всемирной базе цветообозначений», и спрашивали их, какие цвета они видят. Затем носителям обоих языков предъявлялись различные запахи с помощью базового набора ароматизированных карточек. Двенадцать запахов были основаны на предметах, запах которых знаком большинству людей, хотя, вероятно, в большей степени известен представителям индустриализированных обществ, так как в набор ароматов входили запахи разбавителя краски и шоколада. Однако, несмотря на это потенциальное затруднение, носители джахай называли запахи гораздо более последовательно, чем носители английского. Десять протестированных носителей джахай гораздо чаще, чем носители английского, употребляли один и тот же термин, типа Itpit, при описании конкретного запаха.
Они также чаще придерживались набора абстрактных терминов для обозначения запахов, которыми располагали. Носители английского обычно использовали источниковые дескрипторы, например «пахнет бананом». Причина проста: за очень редкими исключениями, типа «затхлый» (musty), которые применимы лишь в ограниченных контекстах, носители английского просто не имеют в своем распоряжении абстрактных терминов для запахов. Но у нас есть более точные цветовые термины, чем у носителей джахай. Это стало очевидно в ходе простого эксперимента Маджид и Буренхульта: носители английского обычно использовали одни и те же базовые цветообозначения для описания цветовых стимулов, тогда как среди носителей джахай выбор цветообозначений больше варьировал от человека к человеку.
Язык маник, на котором, как и на джахай, говорят в Юго-Восточной Азии, тоже стал предметом исследований Маджид и ее коллег, включая Эвелину Внук, специалиста по этому языку. В этом языке, на котором говорят примерно 300 человек в горных джунглях Таиланда, очень сложные обозначения запахов. Они не принадлежат одному классу слов, как в джахай, где обозначения запахов – глаголы. В маник одни из обозначений запахов служат глаголами, другие – существительными. В нем как минимум 15 терминов для обозначения запахов, каждый из которых описывает запахи, связанные с разнообразными предметами. Когда носителей языка маник попросили составить списки объектов, которые сочетаются с конкретными названиями запахов, они представили впечатляющий ассортимент. Например, при задании перечислить объекты, ассоциирующиеся с названием запаха cane, несколько носителей маник предположили, что «клубни» пахнут cane. Однако этот запах ассоциируется не только с клубнями, но также, как показывают некоторые ответы, с запахом риса, дикого кабана, жареного дикого кабана и даже шерсти животных. Сходные закономерности прослеживались и для остальных 14 запаховых терминов маник. Хотя обозначения запахов в джахай и маник совсем разные, все они иллюстрируют важный пункт: люди в действительности используют обозначения запахов типа Itpit и cane абстрактно, они вовсе не обречены описывать запахи в терминах конкретных объектов. В этом отношении их обозначения запахов могут напоминать наши цветообозначения[75].
Что обусловливает принципиально разные системы именования запахов, сложившиеся в языках мира? Почему у носителей языков типа маник и джахай в распоряжении больше абстрактных обозначений запахов, чем у нас (и носителей бесчисленного множества других языков)? Краткий ответ состоит в том, что это неизвестно, но в числе потенциальных факторов – характеристики окружающей среды и образ жизни. Вполне логично, что носители языка джахай чаще ощущают различные запахи по сравнению, скажем, с жителями полярного круга. Среди прочего, в джунглях Юго-Восточной Азии много видов флоры и фауны, которых нет в более высоких широтах. Трудно представить себе, чтобы подобные факторы среды не повлияли на обонятельные термины, употребляемые в конкретных языках. В конце концов, если люди в данной среде никогда не сталкиваются с определенным видом запаха, зачем им понадобится называть его каким-то словом? Такое слово будет для них коммуникативно бесполезно. Однако другие, не относящиеся к окружающей среде факторы могут быть тоже задействованы в эволюции обозначений запахов, включая упомянутые выше межкультурные различия образа жизни.
Чтобы попытаться понять, какие причинные факторы влияют на обонятельную терминологию и, возможно, склоняют некоторые культуры использовать абстрактные обозначения запахов, Маджид и ее коллеги исследовали группы, которые живут в сходных физических условиях, но отличаются по образу жизни. Как и маник, эти группы живут в тропических лесах Малайского полуострова. Две популяции, носители родственных, но различных языков семак-бери и семелай, ведут разный образ жизни. Семак-бери – охотники-собиратели, в то время как семелай занимаются сельским хозяйством. В ходе простого набора экспериментов ученые проверили последовательность, с которой представители этих двух культур именуют запахи и цвета. Они обнаружили, что носители языка семелай предсказуемо используют одни и те же обозначения цветов, но достаточно непредсказуемо применяют обозначения запахов. Эта закономерность сходна с той, что наблюдается в WEIRD-популяциях: цвета более абстрактно кодируемы, чем запахи. Однако семак-бери описывали
