наклонившегося над картой, держащего в руке полурастворённый измеритель, тоже чрезвычайна романтична: «Окститесь, штурман! Что вы замерли в картинной позе – спать хотите? Не надо демонстрировать мне глубокие раздумья, идите разберитесь со своим гиропостом – ваши электрики успешно заварили брагу в огнетушителях! И готовьтесь подробно разъяснить мне – доколе?!»
Об однофамильцах
Командир Ленкома Виктор Николаевич Кислицын в своей борьбе за справедливость окружающего мира был многогранен и находил весьма любопытные способы приложить усилия. Так, он чрезвычайно внимательно изучал личные дела офицеров и мичманов, обращая особое внимание на сведения о родителях – их происхождение, место проживание, работу и тп.
Моё происхождение («из служащих») не вызывало у него неприятия, но как-то раз он обмолвился, что именно оно и заводит меня в лабиринты рассуждений и размышлений, а пролетарий на моём месте уже давно бы ситуацию разрулил. Вот сейчас, по прошествии времени, даже и не знаю – это была шутка или всерьёз: в личности Виктор Николаича было множество аспектов, и какой из них проявлялся в тот или иной момент, сказать было трудно…
Ну, так о борьбе за справедливость. Целью изучения личных дел являлся поиск высокопоставленных родственников – командир скр Ленинградский комсомолец неоднократно громогласно заявлял, что таковых в экипаже он не потерпит, а если уж и придётся потерпеть, то пусть таковые пеняют на себя: ни поблажек, ни спуску им ни в чём не будет. И в этом-то и таилась справедливость.
В экипаже таковые были. Милейший Лёша Мудрый, командир БЧ-2, великолепный товарищ, прекрасный ракетчик, и его подчинённый комбат Серёга Смирнов – врун, болтун и хохотун, «раздался лай караульной собаки – дежурным по кораблю заступил старший лейтенант Смирнов». Виктор Николаич внимательно следил за тем и за другим, пытаясь заметить признаки того самого явления (кумовства и непотизьма), но увы! – и Лёша, и Серёга тянули лямку корабельной службы честно, не отлынивая и не позванивая своим высокопоставленным родственникам по разным служебным поводам.
Третьим комбатом на Ленкоме был Саша Матушкин, родом из крымского села Зуя – куда уж проще-то? Но фамилия, фамилия… Командующим 3 флпл в Гаджиеве тоже был Матушкин – адмирал, герой, поэтому Саня неоднократно ставился на правёж, но держался уверенно, своё происхождение демонстрировал артистично, и подозрения командира с замом затихали, отпускало их, ревнителей…
Но вот однажды…
Зимним воскресным днём Саня брёл со схода на корабль заступать на дежурство – чуть рассвело, и в сумерках полярной ночи виднелись сопки, окружавшие Ара-губу. До них, казалось, не дойти никогда по этой семикилометровой дороге, петлявшей среди озёр и отвесных скал. Вдруг сзади замелькали световые блики, и вскоре рядом с ним поравнялась черная Волга. Саня, ни на что не рассчитывая, уныло мазнул рукой – о чудо! – остановилась! За рулём сидел матросик: «Вам куда, тащ? В Ару? Рупь дадите – на причал подвезу!»
И подвёз – прямо к трапу Ленкома на втором причале. А когда Саня вылез из машины, то у трапа стояли командир корабля капитан 3 ранга Кислицын, заместитель командира капитан-лейтенант Моцар, дежурные всех уровней. «Ну, Матушкин, пройдите ко мне в каюту…» – негромко сказал командир, уныло опуская руку от уха: «Вольно, дежурный, продолжайте по плану…»
Дежурить в этот день Саня всё же заступил, но так до утра и простоял в каюте командира, сперва бодро, а потом уже устало объясняя, что он крестьянский сын, никакого отношения к тому Матушкину не имеет, а в черную адмиральскую Волгу попал случайно.
«Угораздило же меня, Паша, проезжая бригадное КПП, сказать дежурному бербазовскому мичману, что я Матушкин, на Ленком еду, а тот уж в истерике отзвонился на корабль – черная Волга к вам! Матушкин на черной Волге! Вот Витя с Моцаром и подорвались по тревоге адмирала встречать, а тут я весь в белом. Видел бы ты их рожи…» – дальше мы ржали всем офицерским коллективом, а эта история заняла своё достойное место в корабельных анналах.
А Саня так и служил дальше на Ленкоме под подозрением…
Такие дела.
Старпом не в духе
– Александр Василич, разрешите войти…
– Я вам не Александр Василич, … – перемать…
– ???!!!
– Меня зовут «товарищ капитан третьего ранга», зарубите это себе на носу, товарищ старший лейтенант!!!
Справочники
Как-то прогуливаемся мы с Лёшей Ивановым по причалу № 22 в Йоканьге – суббота, большая приборка на излёте, команды готовятся к самообслуживанию – помывкам и постирушкам…
Светит солнце, редкое для Гремихи весной, небо голубеет. Как ни странно – все корабли нашей славной ОВРы в базе, поэтому и мы с Лёшей (два штурмана на пять кораблей), можно сказать, в отгуле. Ходим себе по причалу, жмуримся, планируя вечерний выход в «Северное сияние» с последующим, так сказать, развитием событий по обстановке.
Вдруг громыхнуло по рейду – нам бы пригнуться… но не успели: «ЛЕЙТЕНАНТЫ!!! КО МНЕ!!» – на крыле мостика скр «Барс» высилась фигура комдива Василь Филиппыча Ушакова. Настроение пропало. Не стало плохим, нет. Просто пропало.
Пытаясь сохранить остатки ложно понимаемого в те годы самоуважения, мы быстрым шагом переместились к источнику несчастий и доложились о прибытии. «Что вы шляетесь по причалам как шерочка с машерочкой? Вам что – заняться нечем?!» – на этот вопрос мы ответили честно: занимаемся, мол, планированием уикэнда, в рамках, так сказать, типового недельного распорядка дня…
Вася, услышав язык вероятного противника на причалах советской военно-морской базы, осатанел окончательно и спокойным тихим голосом молвил: «Уикенда, значит… Ну, значит, так – леерную стойку знаете? Ах, конечно, знаете? Два часа вам времени – прибыть и доложить устройство. Шагом марш.»
Леерная стойка, ну что такое леерная стойка… да ничего особенного, леер там сверху проходит, ну, через кольца, сверху набалдашник, чтоб не пораниться… заваливается она на палубу с помощью всяких там пальцев да кронштейнов… Уже через десять минут разглядывания предмета на палубе «Барса» мы поняли что компонентов там числом от 16 до 18, и нашего лексикона по морской практике явно не хватает для их обозначения…
Скр «Барс» проекта 50 имел Историю. Военно-морской флаг на нём был поднят в 1952 году. Последний из «звериной» серии – «Кугуар», «Рысь»… – паросиловой, в офицерских каютах была дубовая мебель, койки закрывались зелёными бархатными занавесями, в кают-компании пианино с подсвечниками, тяжёлые кресла, обитые зелёной кожей, подстаканники с силуэтами Марата, Максима Горького, Кирова… Кроме всех этих крейсерских прелестей из «Капитального ремонта» там была неплохая библиотека, сформированная еще в 50-е годы. Все тома капитального труда ВМА «Кораблевождение», словари, Морские атласы, Атлас облаков… – многое довоенное. Я, попав туда однажды, еле ушёл, а потом много раз порывался вынести оттуда добрую половину