— Они должны были хотя бы предположить, даже если бы не опознали чудовищ. Почему я об этом не подумал сразу? — продолжал рассуждать Фарид. — Человек уж так устроен. Ему хочется, чтобы его считали умным. А это возможно, если ты оказываешься прав. Они должны были наперебой высказывать своё мнение: варги, ядовитые кабаны, даже те, что вы называете панцирниками — любой бред. Таковы уж люди. Почему же они этого не сделали?

Повисло молчание.

— Потому что они точно знали, кто на них напал и похитил их соседей, — вздохнул я. — Волок, ты понял?

Волок молча потряс головой, судорожно сглатывая. Я недовольно поморщился. Ладно, эту слабость я могу ему простить. Вот только в моих планах Волоку надлежало занять место, где придётся думать несмотря ни на какие внешние отвлекающие факторы.

— Подумай, — повелительно сказал я своему оруженосцу.

— Люди. На них напали люди, — пришёл на помощь пацану Сперат. И этим разозлил меня. Я ожёг его взглядом, но он склонился. Сперат всегда был слишком добр, чтобы быть действительно эффективным. Поэтому я и работал с Волоком. Злость ушла.

Вскоре к нам подъехал Дукат, и он, конечно, не мог удержаться от самого важного вопроса:

— Ну и что, сеньор Фарид, в этих тварях чудесного? — он помахал отрубленной паучьей лапой, которую держал в руке. Похоже, она была увесистая, как весло. — И кому продать можно?

Фарид неожиданно широко улыбнулся:

— Чудесного? Мясо. А продать — повару Итвис, — он кивнул на меня. — Жареный паук на вкус как краб.

В доказательство ему вскоре пришлось лично бросить кусок мяса на сковороду — жир зашипел, и по наскоро разбитому лагерю поплыл густой, неожиданно аппетитный запах.

— Вот это… — Дукат облизнулся. — А цена?

— Нулевая. Никто в здравом уме покупать это не станет, кроме ваших людей.

Пока они обменивались репликами, я вдруг поймал себя на странной мысли. В этом мире я никогда не видел маленьких пауков. Ни одного. Ни паутинки в углу, ни мошкары, ни жуков. Только пчёлы — одомашненные, как коровы или куры. И всё.

А теперь вот мои же люди, весело переговариваясь, поджаривали и уплетали за обе щеки огромную тварь, у которой ещё час назад из клыков капал яд. С аппетитом, с огоньком в глазах.

Я, как человек из своего мира, ощутил лёгкий, липкий ужас. Но как рыцарь… я взял кусок. И, чёрт побери, Фарид был прав — вкус как у краба. Только с дымком.

— Так, сеньор чародей, — Дукат, прожёвывая, ткнул обглоданной лапой в Фарида, — а есть их можно целиком? Что, если пожарить тулово? А жарить с панцирем или без?

— Без, — Фарид даже не поднял головы от сковороды. — Панцирь слишком жёсткий. Но можно растолочь и сделать соус.

— Соус? — приподнял бровь Дукат.

— Острый, — уточнил волшебник, повернув к нему свою южную ухмылку. — Вкус мяса лучше всего у лап, внутри он имеет специфический привкус.

— А по мне так и не надо ничего забивать! — вмешался Сперат, подцепив ножом кусок с дымком. — Главное — побольше соли.

— Соль? — возмутился Дукат. — Это не конина, мясо нежное, как старая обозная шлюха! Нет, тут надо со специями, вином и маслом.

— Можно и так, — Фарид пожал плечами. — Но, сеньор Дукат, для этого придётся выжить, вернуться в Караэн и отдать всё это повару Итвис. А в Гибельных Землях… соль и костёр — всё, что у нас есть.

— Тогда… — Дукат облизнулся и сглотнул. — Я согласен с солью. Но только до Караэна.

— Откуда в вас такие неожиданные кулинарные познания, сеньор Фарид? — спросил я.

— О, это просто. На моих родных берегах куда меньше привычных вам растений и животных. А вот мглистые пауки встречаются часто.

— То есть это не порождение Гибельных Земель? — удивился я.

— Нет, что вы. Скорее напротив. В них они смогли укрыться от людей, — Фарид с шумом высосал из паучьей ноги сок. — Я, по крайней мере, так предполагаю.

Мы слишком наелись, чтобы отъехать слишком уж далеко. Ночевать решили на холме с отвесными склонами, который обнаружили неподалёку. Почти со всех сторон можно было катить вниз камни и встречать врага издали. В этот раз повезло — топливо нашлось. Не вся роща пауков догорела, кое-где в зарослях ещё торчали чёрные, но плотные стволы, которые с треском вспыхивали в костре. Кто-то крикнул, что у воды внизу растут странные грибы, и принёс пару. Оказалось, они горят почти как уголь, только пахнут чуть приторно, с медовой ноткой.

Огоньки костров, звон оружия при чистке, привычная возня с лошадьми и седельными мешками — всё это сложилось в ощущение редкого комфорта для Гибельных Земель. Я сидел у огня, грея руки, и глядел, как Волок возится с котелком, что-то мешает и одновременно жует свой ужин.

— Запомни, — сказал я, когда он уселся рядом. — Война — это продолжение благородных переговоров другими способами.

Волок нахмурился, пожевал и кивнул, будто понял.

— И ещё, — добавил я, — на войне выигрывает тот, кто умеет заставить врага поверить, что он уже проиграл.

Волок снова кивнул, а я усмехнулся про себя. В моём мире это были банальности. Здесь — мудрость полководца.

Утро встретило нас прохладой и дымком от догорающих грибов в кострах. Лошади фыркали, люди натягивали ремни доспехов и собирали пожитки. Я встал, размял плечи и случайно посмотрел туда, куда ветер уносил лёгкую дымку.

Там, на горизонте, возвышался холм. Не просто холм — целая гора земли, и на ней, как сломанные зубы, торчали руины. Камень был серый, выщербленный, а кое-где — поросший мхом. Но я уже видел нечто похожее. Такой же мёртвый город мы раскапывали в болоте под Караэном, и тогда каждая обнажённая плита шептала о Древней Империи. Этот сохранился хуже.

Я стоял, глядя на эти руины, и уже знал, что мы туда пойдём. Разумеется, пойдём. В Гибельных Землях всё стоит на своём месте веками — и ждёт, когда кто-то сунет туда нос.

— Выдвигаемся, — сказал я, и отряд потянулся вслед за мной.

Мы поднимались к холму долго. Он был не столько крутой, сколько утомительно длинный, и чем выше мы шли, тем явственнее становилось: этот город был старше всего, что