Ардан, так и не договорив, молча закрыл рот.

— Я говорю не о деньгах, Ард, а о том какой вы человек… матабар… представитель Империи с наследием Первородных или как там юридически верно называть полукровок, — Рейш выдвинул ящик и достал небольшую, изогнутую запятой, курительную трубку. С облетевшим лаком и… застрявшей в основании сплющенной, свинцовой пулей. Наверное, у этой трубки имелась своя, весьма занимательная история. — Я видел людей с вашими глазами, Ард. И я, разумеется, не про цвет. А про то, что за ними прячется.

Ардан, как и в случае с герцогом, хранил молчание.

— Такие люди не сидят на месте, Ард, — продолжил Рейш, набивая трубку Каргаамским табаком. Арди научился отличать листья по цвету и запаху — «спасибо» Милару. — Своей волей или ветрами судьбы, но… Да и сами подумайте. Капрал Второй Канцелярии. Потомок Арора Эгобара. Вы знакомы с Императором и работаете на Полковника. Учитесь в Большом, сражаетесь на дуэлях с Великими Князьями и еще Светлоликий знает, что происходит в вашей жизни помимо того, что известно широкой общественности. Вы думаете, что это нормально?

В голове Ардана прозвучал голос Артура Бельского, больше известного, как Пижон, сказанные бандитом в концертном зале.

«А вы думаете, что вы не странный?»

Тогда Арди не понял, что имел ввиду Пижон. Но если посмотреть на вещи с перспективы Рейша, то… да. Жизнь Ардана можно охарактеризовать какими угодно словами, включая вымышленные истории прадедушки, но только не понятием «нормальная»; даже по меркам Звездных Магов.

— Если вам повезет, вы не погибнете и моей дочери не придется вас хоронить и становиться вдовой прежде, чем поседеют её первые волосы, — генерал открыл окно, впуская внутрь полуденный, прогревший воздух. — А если не повезет, то в какой-то момент, может через пять лет, может через десять, вы поймете, что вы совершенно разные люди. Вернее — станете совершенно разными людьми. И пожалеете о своем решении.

Ардан привычным жестом хотел взяться за посох, чтобы, как в детстве, когда касался кровати родителей, найти в ветке дуба покой и храбрость для взбунтовавшегося сердца.

— Как я уже говорил, господин Орман, при всем моем к вам уважении, но даже предсказания мудрейших Эан’Хане не более, чем часть мифов и легенд. Никто не способен видеть будущее.

— Видеть — нет, — не стал спорить Рейш и закурил трубку. — Спрогнозировать, основываясь на жизненном опыте… надеюсь вы не будете отказывать мне в том, что мой жизненный опыт обширнее и глубже вашего.

— Разумеется. Это было бы глупо отрицать.

Они замолчали. Рейш курил, а Ардан смотрел в открытое окно. В саду качались вишни. В Дельпасе матушка, наверное, уже варила вкусный, сладкий компот. Арди не мог пить его слишком много, иначе потом с желудком произошло бы тоже самое, что при поедании говядины или свинины (вишня не росла в Алькаде), но хотя бы немного…

Этими мыслями он пытался отвлечь себя от того, что сказал Рейш. От сказанного и от воспоминаний об отце, которого тоже не назовешь «нормальным» и матушке. И о том, как закончилась их история.

— Я бы предложил вам отказаться, Ард, — Рейш выдохнул облако дыма. — Мы бы с вами придумали что-то лаконичнее и правдивее вашей прошлой идеи, но… вы ведь не откажитесь.

— Не откажусь, — твердо ответил Ардан.

Рейш повернулся к просящему руки его дочери и встретился взглядом с янтарными глазами.

— Позвольте спросить — почему?

В мыслях Арда всплыла сцена, в которой снежный барс сражался с бившей в него молнией, стойко встречая ярость горного, зимнего шторма. Битва, в которой барс не мог победить и потому все, что ему оставалось — умереть. Но только умереть так, как выберет он сам, а не сдавшись на милость природы или любого другого, кто придет за ним в роковой час.

Милар бы назвал такой взгляд на вещи романтичным юношеским максимализмом.

Арди же знал, что по-другому на тропах охотников не выжить.

— Чтобы, если ваши слова окажутся верными, господин Орман, и мне однажды не повезет, то… чтобы ни о чем не сожалеть, — честно, без применения науки Скасти, ответил Ардан. — И, я более чем уверен, что вы сейчас ведете со мной этот разговор только потому, что у вас не получилось переубедить Тесс. Вы даже сказали ей точно такие же слова, ну может с небольшими поправками. И, опять же, я более чем уверен, что она ответила вам так же. Что она не хочет ни о чем жалеть.

Рейш прикрыл глаза и покачал головой.

— Дознаватель… — проворчал он, после чего выпрямился и взял в руки календарь. — Какую дату вы предлагаете?

— Фестиваль Света в начале будущего года.

Рейш кивнул.

— Место?

— Церковь Светлоликого в Бальеро. Она нравится Тесс. На пересечении Второй Улицы и Улицы Музыкантов.

Генерал удивленно приподнял брови.

— Церковь? Вы, разве, представлены Свету?

Представление к Свету, Обращение к Свету, Осветление и еще несколько других терминов объясняли один и тот же обряд, когда маленького ребенка на мгновение помещали в ящик с горящей свечой. Так, по вере Светлоликого, бог касался своего дитя и оберегал того от зла и тьмы.

— Нет, но Тесс хотела свадьбу по обрядам Галеса. Я не имею ничего против.

— А как же традиции матабар?

— Вы же сами сказали, что я полукровка, — пожал плечами Ардан. — Половина моей крови Галесская, да и у Матабар почти не осталось святилищ, подходящих для такой церемонии.

— Почти?

Ардан вспомнил про Гору Памяти. Доме Атта’нха. Последнем пристанище памяти горного народа, исчезнувшего со страниц истории.

— Туда нельзя пригласить гостей, — ответил Ардан, все же воспользовавшись наукой бельчонка.

Рейш не был глупым или грубым человеком, так что кивнул и сменил тему для разговора.

— У вас есть мое благословение, молодой человек, и мое разрешение забрать с собой мою дочь, но не думайте, что я этому рад. И не думайте, что я не постараюсь сделать так, чтобы она вернулась обратно, — генерал закрыл календарь и выдохнул облачко дыма. — Как я уже сказал, у вас есть полгода, чтобы найти более подходящее место жительства. А также, раз вы сами упомянули о том, что занимаетесь вопросом поправления своего бедственного положения,