Кто-то другой мог бы и отказать Рейшу в вопросе приюта брата и сестры своей жены, но только не такой человек, как герцог Марк Эркеровский. Он, скорее, сам, случись что, предложит забрать к себе малышей.

« Я в отпуске», — Ардан уже сбился со счета, который раз себе напоминал о данном факте, а потому как можно скорее отмахнулся от попытки разгадать возможно уже разгаданную головоломку.

— И все же не понимаю, господин герцог, почему вы мне это рассказываете.

Марк снова некоторое время молчал.

— По правде я и сам не знаю, Ард, — он провел пальцами по воздуху и, опираясь на трость, поднялся на ноги. — Может быть мне просто хочется поговорить с тем, кому некому продать мои слова и мысли, или в последствии использовать их как-то против меня. А это редкость. Огромная редкость… А может… может я пытаюсь увидеть в вас разумного человека, а не потомка кровожадного убийцы, который уничтожил моих предков, не дав похоронить ни единого тела. Не знаю, Ард. Честно. Может все сразу.

И герцог, не прощаясь, ушел. С прямой спиной, чеканя шаг, со спокойным и размеренным ритмом сердца.

А Ард остался сидеть и смотреть на газету. Почему-то теперь, после разговора, все то, что там было написано предстало перед юношей в совсем ином свете.

Почти как тогда — после разговора Марта, когда мир, прежде существовавший только на страницах учебников, решил, что пришло время стряхнуть с себя чернила типографской краски и предстать во всей красе.

Разве что в данном случае ничего красивого в окопах, пороховой гари и тревоги родителей за своих детей Ардан не находил.

Из кабинета Рейша прозвучал колокольчик.

Ардан поднялся, поправил костюм и взяв свой посох, прошел в двери кабинета. Тот сложно было отличить с первого взгляда от кабинета любого обычного клерка или управленца на предприятии. Одинокий стол, укрытый зеленым сукном, несколько кресел, столик для чтения, книжные полки и железный архив с прикрепленными к дверцам идентификационными бумажками, от старости уже посеревшими и выцветшими.

Единственное, что выдавало в кабинете принадлежность военному чину, так это своеобразная карта на стене. Вместо границ губерний или маршрутов железной дороги, на ней протянулись отметки окопов, дзотов, укреплений, переправ через водоемы и, что самое важное, все это вовсе не с Имперской стороны, а с Фатийской.

Скорее всего карта Имперских укреплений обладала такой степенью секретности, что вывешивать её даже в личном кабинете генерал-губернатору не дозволялось.

Сам Рейш сидел за столом посреди кипы разнообразных бумаг. В мундире и со строгим, пронзительным взглядом.

— Присаживайтесь, Ард, — генерал указал на стоявшее перед столом кресло. Точная копия того, что соседствовало со стеклянным столиком в приемной.

Ардан приставил к спинке посох и опустился на неожиданно жесткое сидение.

Рейш оставил росчерк на очередном документе и, отложив в сторону ручку, попутно закрыв чернильницу, снял очки в тонкой оправе.

— Ард… — он собирался сказать что-то еще, но вместо этого только вздохнул и покачал головой.

На какое-то время в кабинете повисла тишина. Но Арду не требовались лишние слова, чтобы понять, что Рейш Орман не одобрял выбора своей старшей дочери. И, скорее всего, никогда бы не ответил согласием на помолвку, если бы не целый перечень факторов.

— Мне было бы правильней отказать вам, молодой человек, — вслух, не тая, произнес Рейш и откинулся на спинку кресла. Его острое лицо слегка осунулось, а взгляд потускнел. Не от усталости, а потому что генерал задумался о чем-то своем. — Вы разобьете ей сердце.

— Господин Орман, при всем уважении, я…

— Любите её, — перебил генерал. — Поверьте, Ард, этот факт очевиден любому, кто проведет с вами двумя дольше минуты. Вы искренни любите мою дочь, а она вас.

Ардан немного растерялся.

— Тогда я не понимаю.

— И не поймете, — слегка дернул плечами Рейш и, совсем, как и Тесс (вернее, наоборот) поправил вьющиеся рыжие волосы, полезшие на лицо. Видимо воск не держал. — В вашем возрасте этого не понять, молодой человек. Но когда вы станете старше, то увидите, что порой жизнь бывает иронична в выборе трагедии. Некоторые люди всю жизнь ищут того, кто смотрел бы на них так, как вы с Тесс смотрите друг на друга. И это банальная, всем знакомая драма. А бывает так, Ард, что люди друг друга, все же, находят, а потом понимают, что одной только любви недостаточно. И это страшно. Потому что ничего не сделать. И никак не исправить. И сердце, разбитое знанием того, что только лишь любви для жизни недостаточно, уже не вылечить и не починить.

Ардан аккуратно выбирал слова. Не потому, что де-юре не смог бы жить с Тесс без разрешения её отца. Вовсе нет. Подобные законы отменили еще даже до восстания Темного Лорда. Когда девушке требовалось письменное разрешение отца, одобряющее выбор жениха.

Традиция осталась — не более того.

Но Тесс любила свою семью и Ардан не хотел ставить её перед выбором. Это низко и бесчестно.

— Господин Орман, я понимаю, что я беден и у меня за душой, кроме звания младшего офицера второй канцелярии и учебы в Большом больше ничего нет, но, уверяю вас, у меня есть план как поправить материальное положение, — Ардан даже открыл гримуар на том месте, где максимально подробно расписал какие шаги, в какой последовательности и в каких временных рамках собирался предпринять. — Я уверяю вас, господин Орман, что даже при самом пессимистичном прогнозе, при прочих равных в уравнении, я смогу отвести Тесс сразу после свадьбы не на канал Маркова двадцать три, а в место, которое было никак не связано… с определенной группой орков и…

Рейш улыбнулся. Без злобы. Но и без особой радости. Так улыбаются те, кто стоят на границе обрыва и знают, что им придется спрыгнуть. Чтобы они не делали. Прыгнуть придется. Только желания от осознания данного факта у них совсем не прибавлялось.

— Я не сомневаюсь, Ард, что вы обладаете светлой головой и сможете обеспечить моей дочери достойный уровень жизни, — Рейш выпрямился и посмотрел на посох, а затем на верхнюю губу Арди, которой тот