Но вместо этого я снова зевнул, демонстрируя полный спектр своей младенческой беспомощности.

Наташа вздохнула, и её энтузиазм немного поугас. Видимо, даже самые упёртые конспирологи рано или поздно сдаются перед лицом младенческой беспомощности.

Она отступила на шаг, окинула меня взглядом, полным разочарования, и пробормотала:

— Ладно, Гугля. Я понимаю. Магические силы проявляются не сразу. Наверное, тебе нужно время, чтобы адаптироваться… и научиться управлять своими способностями. Пришельцы такие странные.

Она подошла к окну и уставилась на улицу, погрузившись в свои мысли. Я же, воспользовавшись моментом, попытался незаметно стянуть слюнявчик, чтобы хоть как-то разнообразить свой скудный досуг. Но, увы, ловкость рук — это явно не мой конёк в этом теле. Слюнявчик остался на месте.

За последние три дня она каждое утро подходила ко мне с вопросами про свой телефон. Но каждый раз я молчал и делал вид, что ничего не понимаю.

И в целом у меня было алиби — я младенец. А Наташа разрывалась между двумя теориями: я гений и пользуюсь её телефоном, пока она спит, и… кто-то взломал её телефон.

В общем, теперь доступ к информации через волшебный «погугли» был для меня закрыт. Я не проверял, меняла ли девочка свой пароль, но отчётливо понимал: больше в руки её телефон я не возьму.

Придётся довольствоваться Бориным, и то при возможности.

И меня это беспокоило. Не только потому, что Боря свой телефон всегда клал под подушку, а потому, что мне нужно было нарыть информацию про одноклассника, с которым Боря чуть было не сцепился на физкультуре.

Он был ненормальным. В прямом смысле этого слова. Сильным. Пользовался чем-то, что меня завораживало. Как это было с врачом Волковым.

Я отчётливо понимал, что магия в этом мире есть, просто про неё нет никакой правдивой информации. А раз она есть, то есть такие же люди, как и я.

И не имея доступа к «погугли», я решил проводить свои эксперименты. После того, что случилось с Борей во время стычки с одноклассником, я понимал, что, неизвестно как, но могу влиять на этого тирана.

Может быть, дело было в нашей связи. Может, в чём-то ещё… В общем, сначала я проверил именно связь, пытаясь влиять на Наташу. И у меня ничего не получилось.

С Наташей ничего не выходило. Никакие мои мысленные усилия не заставляли её, например, пролить чай или споткнуться на ровном месте. Зато Боря…

Ох, Боря!

Как только я начинал сосредотачиваться на нём, представляя, как он становится сильнее, крепче, мощнее… начинался цирк.

То чашка в его руках разлетится на мелкие осколки, то носок предательски порвётся прямо во время прогулки, то дверная ручка отвалится, как будто он только что пытался высадить дверь ногой. И самое смешное — никто не подозревал о моей причастности. Для всех это были просто досадные случайности.

В общем, мои эксперименты с Борей приносили больше хаоса, чем пользы. Но я не сдавался. Ведь если я научусь контролировать этот процесс, смогу сделать из него настоящего супергероя!

* * *

Две недели мне потребовалось для того, чтобы перестать терять все силы, пытаясь убрать с мамы, Наташи и Бори эту чёрную ерунду. Но эффект был, прямо скажем, не «вау». Такой… не самый лучший, но и не худший.

Я стал чаще проводить время, ползая по полу, заглядывая и изучая квартиру. Наташа отнеслась к моим способностям, выходящим из ряда вон, спокойно. Боря хорошо помогал мне «качаться». Так что… туда-сюда, я был действительно сильным карапузом.

И я наконец полностью изучил всю квартиру. Блин, спустя два месяца, как я здесь живу… больше уже, даже.

Обнаружил, например, залежи старых журналов «Мурзилка» в кладовке. Нашёл там комикс про маленького волшебника, который превращал как раз погремушки в пирожки. Забавно, но бесполезно.

Зато на обратной стороне была реклама радиоконструктора. Вот это уже интереснее!

Ещё, изучая квартиру и бешено перебирая ногами, ползая повсюду, заметил одну проблему — подгузники. Мои подгузники.

Не то чтобы мне не нравился этот милый аксессуар, просто, блин, как же он ограничивает мою свободу передвижения!

Поэтому я решил объявить войну подгузникам. Начал с малого: сбрасывал их во время сна. Пару раз прокатило.

Наташа лишь вздыхала и говорила, что я, наверное, просто очень активный. Но потом она начала надевать на меня подгузник-броню, с тройной фиксацией.

Я понял, что война с подгузниками — это не спринт, а марафон. И к ней нужно подходить стратегически.

Сначала — диверсия.

Начал активно изучать систему креплений. Липучки, оказывается, не такие уж и сложные. Пара ловких движений, и вот уже свобода! Правда, эффект длился недолго. Наташа быстро обнаруживала мои побеги и возвращала меня в памперсное рабство.

Тогда я решил действовать хитрее.

Стал изображать мучения, колики, вселенскую скорбь. Морщил лицо, кряхтел, поджимал ножки. Расчет был прост: измученного младенца жалко, а значит, подгузник снимается автоматически.

И это сработало!

Наташа, обеспокоенная моим состоянием, немедленно меняла подгузник. Правда, потом оказывалось, что я просто хитрожопый манипулятор. Но момент свободы был прекрасен!

Но радость моя была недолгой. Свобода без подгузника оказалась не такой уж и радужной. Ползая по полу без защиты, я обнаружил, что моя нежная кожа страдает от трения.

Вскоре ниже пупка и на внутренней стороне бёдер появились красные, зудящие участки. Памперсы, как оказалось, не просто так придумали! Они не только сдерживали мои «сюрпризы», но и служили своеобразной бронёй от сурового мира полов и ковров.

Сначала я пытался игнорировать дискомфорт. Ползал медленнее, выбирал более мягкие поверхности. Но зуд усиливался, и я начал подозревать, что моя война с подгузниками обернулась войной против самого себя. Гениальный стратег, что сказать.

В итоге я сдался. Вернулся в памперсное рабство, зализывая раны. Наташа, кажется, даже не заметила моего поражения.

Просто продолжала менять мне подгузники, как ни в чём не бывало. А я лишь вздыхал, глядя на неё исподлобья. Ну ничего, это лишь тактическая передышка!

А вот как только я завершил трёхдневную войну с памперсами, мне удалось попасть в комнату, в которой я никогда не был — в спальню мамы ребят.

Я её видел только когда мы ездили на процедуры в больницу или же когда она выходила на кухню. Да-да, она стала чуть больше ходить после моих попыток помочь ей.

В общем… я попал в очень странное место.

В комнате пахло лавандой и чем-то сладковатым, приторным. Освещения как такового не было. В комнате царил полумрак. Окна зашторены плотными бархатными занавесками,