С другой стороны, здесь, в городе, полное спокойствие, и к нему нужно привыкать. «Комиссия» — обратного хода нет.

Вспышка. Обратно…

Ты на полном газу вырываешься с первой линии на грязном квадрике, вывозя раненого бойца.

Снова вспышка. Всплеск…

И вот ты уже трясешься в «покемоне», побыстрее уходящем от «передка», потому что свою железку ты реально не услышал и не почувствовал — не до того было. Да и вообще, теперь ты всеми костями чувствуешь это четырнадцати тонное чудище. Чувствуешь, но уже не слышишь. Пытаешься читать по губам, следишь за жестами, когда тебя касаются другие бойцы. Они хотят что-то сказать. Беззвучно говорят, перебивая друг друга. Губы двигаются, но больше ничего. Слух вернется, но тоже не полностью и сильно позже.

Санчасть, комиссия, и вот ты в областном центре. Люди еще сторожатся, но тут уже нет войны.

Взглядом выцепляешь толпу вояк в гражданке: вот группа явно «конторских», а вот спецы, малозаметные, на опыте, идут, сканируя все вокруг. Вот парень в отпуске. Только «горку» снял. Стоит и не знает куда двинуть.

Обычный вид.

Теперь ты — не они. Ты не накинешь осточертевший броник и больше не пойдешь делать лучшую работу в мире. Теперь только в один конец, в столицу, по адресу. В мирную жизнь через «психа», только так. Других вариантов нет.

Пара встреч с «психом»: уставшая дама — ты у нее не первый, и твои шутки она знает все до одной заранее. Мозги скрипят, но тщательно стараешься запомнить все, что она говорит. И прорабатываешь боль за болью, раз за разом.

В гражданку нужно вливаться. Деньги есть, время — тоже.

С посттравмой-то уже столкнулся, когда рядом с громким звуком завелся лихач. Он-то что — поставил прямоточный глушак, чтоб все соседи оценили его лихость. Они оценили, и ты оценил, когда с трудом разжимал сведенные пальцы на его горле. Мозги всего несколько секунд работали в боевом режиме. Переключились на знакомую волну быстрее, чем ты успел моргнуть, но этого хватило, чтобы почти закончить начатое.

Этого тебе точно не нужно.

Потом был ночной клуб и четверо молодых гостей из горных аулов на купленном в складчину десятилетнем дебиловозе с пропеллером на эмблеме. Было «…Э. прохожий.проходи, да? Нэ твое дело!»

Было, да… Брыкающаяся девчонка в строгой форме клуба с плотно зажатым ртом в руках вот этих… ну, и как результат — заточка в моей печени.

Странно… Вообще, эти должны рассекать с рассверленными газовиками или с нормальным стволом. Заточка, вроде бы, из другой оперы.

Но что было, то было.

Благо, хоть девчонка свалила — может, в следующий раз будет выбирать знакомства побезопасней. Только я этого уже никогда не узнаю.

Мне достаются еще секунд тридцать кристально-ясного сознания. Уж в ранениях-то я понимаю, насмотрелся. И боли как таковой, кроме первых секунд — нет, только дышать нормально не могу. Теперь будто бы и незачем. Усмехаюсь сам себе — тут уже без вариантов.

Потом пара совсем других снов — я в колыбели, хочется то есть, то спать. Я играю в мяч. Смотрю в окно. Секундные проблески, но они дают понять: нет, не попал — переродился.

Осознаю себя с самых первых мгновений. Понимаю, что детский разум никак не может вместить взрослое сознание, вот и засыпаю почти сразу.

Помню свою прошлую жизнь кусками — как странные и мелькающие вспышки. Невесомые картинки. Как фильм, который смотрел когда-то давно, но всё ещё помнишь. В процессе сопереживаешь героям и практически сам проживаешь их жизнь. Фильм заканчивается, и только иногда с легкой грустью вспоминаешь, что там происходило.

Примерно так себя и чувствую.

Забавное совпадение. И там, и там меня звали Ларик. И не только близкие, но почти все, с кем общался. Правда, в той жизни, где море крови, пороха и потерь, «Ларик» — мой позывной, и совпадение перестает казаться забавным.

Леха Ларионов умер где-то там. Но это я подозреваю с самого начала.

А что с тем Лариком, который здесь? А здесь любящая семья: отец и мать. Мать, к сожалению, умерла рано.

Новая семья. Всё тот же любящий отец и очень милая мачеха. Двое младших братьев-двойняшек. Они младше меня на восемь лет. Смешные такие, серьезные. Настоящая хорошая семья — так кажется Ларику.

Только вот несоответствия цепляют мой взрослый разум. Брошенные недовольные взгляды мачехи. Её фальшивые натянутые улыбки. Переглядки с новой прислугой. Что-то здесь не совпадает, но пока не могу разобраться. Остается что-то очень важное на подкорке. Царапает, но я не могу вытянуть. При этом сам Ларик не чувствует ничего плохого. Наоборот, все с ним носятся как с героем. Как же — маг в тринадцать лет! И какой сильный.

Отец неподдельно гордится. Выделяет задворки поместья — «для тренировок», я там часто зависаю. Сначала горят малые выставленные бревна. Потом новые цели — уже большие. Их тоже поджигаю чуть ли не движением бровей. Все сгорает без остатка. Но когда, по щелчку пальцев, занимается пламенем склад садового инвентаря, все занятия прекращаются. Отец хочет выписать мага из столицы, но на семейном собрании все вместе решаем отправить меня в Академию.

— Так будет лучше для него! — слышу фальшиво-добродушный голос мачехи. — Он станет сильнее!

В ушах звенит.

Сейчас понимаю, что решение за столом принадлежит в основном ей. Отец слушает мнение жены, потому что верит. Замечаю это разумом взрослого. Тринадцатилетний Ларик, наоборот, в полном восторге. Это же свобода! Самостоятельность! Мачеха улыбается. Братья гордятся. Отец доволен.

Он отпускает меня с легким сердцем. Все же сильный маг в Имперской Академии безусловно станет еще сильнее. Это не все те слабосилки, что идут туда по разнорядке от Родов и там же дохнут. Таким как я можно гордиться. Род не только выполнит свой долг вне очереди, но и получит в будущем отличного лояльного Имперского мага.

Вне очереди, ага. Кажется, наша очередь подойдет встать в ряды имперских магов… ну да… аккурат к совершеннолетию младших братьев. Они тоже, скорее всего, будут магами — правда очень слабыми. Что мачеха, что отец — оба на той грани, чтобы считаться аристократами. Это моя мама была посильнее… Хотя… ненамного.

Недоволен остается только мой «дядька». Тот вообще на магию внимания не обращает. Говорит, что умение вставать четко по распорядку, заправлять постель и заставлять себя работать даст мне в жизни больше, чем любые таланты. Собственно, этому он меня и учит