— Рейван! — воскликнула Маррей.

— Это всего лишь мошкара, — виновато произнёс он.

Расстраивать жену в первый же день её обретения ему не хотелось.

Взгляд Маррей оставался беспокойным, она заёрзала на месте.

— Сетт! — тревожно позвала она старого кзорга, отрывая от созерцания звёзд. — Ты видел это? Его укусил комар! Что с его кровью⁈

Старый хранитель поднялся с места и приблизился к костру.

И тут Рейван понял, отчего Маррей так всполошилась. За время долгого похода с риссами он успел позабыть, какой жизнью жил будучи кзоргом. Но Сетт напомнил — из-за смертельной крови мошкара никогда не одолевала кзоргов. А тут…

— Когда ты принимал последний раз Причастие, Рейван? — спросил отец Сетт, внимательно глядя на него.

Рейван повернулся к Маррей.

— Ты же делала это со мной, когда я был ранен после Лединга?

Маррей помотала головой и переглянулась со старым кзоргом.

— Как это возможно, Сетт? — произнесла она.

Рейвану на запястье вновь уселся комар.

— Подожди, не трожь, — предостерегла она.

Затаив дыхание, они втроём наблюдали, как комар наполнил брюшко, а потом упорхнул. Живой.

— Думаю, ты очистила Рейвана, — сказал отец Сетт, встретив взгляд Маррей.

— Я? Но как⁈

— Ты сказала, что его сердце остановилось после битвы, и ты много раз заставляла его биться вновь.

— Три дня я сражалась за тебя, и даже за тебя дышала, — проговорила Маррей, поглядев на Рейвана.

— Ты не дала ему умереть, — произнёс отец Сетт. — Ты прошла с ним через криз и вывела его из зависимости тогда, в Лединге. А потом прошло время, и его кровь обновилась. — Сетт поглядел на Рейвана: — Ты теперь человек, поздравляю.

Рейван плотно сжал губы, обдумывая. Ему было трудно поверить в услышанное. Маррей сжала его руку цепкими пальцами и забрала из рук кубок.

— Дай-ка мне мёда. Мне нужно выпить! — хрипло сказала она.

Выпив, она отёрла губы и призывно поглядела на мужа.

— Идём!

Рейван встал, чуть не раскидав стоявшую под ногами посуду.

Сетт протянул ему лампу и, проводив улыбкой, вновь поднял голову к звёздному небу.

— Жизнь торжествует… — прошептал он.

***

Маррей шагала по темноте, опираясь на руку Рейвана, и не могла надышаться воздухом. Ночные цветы распустили волнующий аромат, какого не бывает при свете дня. Холодный ветер обдувал лицо, отрезвлял и заставлял ежиться под плащом в предвкушении долгожданного и неизведанного.

— Что же ты молчишь? — сказала она. — Я вся дрожу.

Они остановились у шатра.

— Если скажу — ты поймёшь, как я сам дрожу. Боюсь разочаровать, — Рейван медленно отвёл в сторону полог, пропуская Маррей вперёд. — Входи.

— Раньше ты был смелее, Рейван! — усмехнулась Владычица. — У тебя нет ни малейшей возможности разочаровать.

Задержавшись перед его лицом, Маррей смутилась от потемневшего взгляда мужа и скользнула внутрь.

Они вошли, и кров защитил их от ветра и излишнего шума, сомкнув весь мир и безграничную ночь до маленького пространства.

Плотно запахнув за собой полог, Рейван поставил лампу на землю, расстегнул ремень с ножнами и аккуратно положил у стенки шатра, потом принялся развязывать шнуровку наручей.

От волнения перед грядущим, Маррей задрожала. Желая не выдать себя, она принялась осматриваться в полумраке шатра.

— Скромно. Очень скромно.

В шатре не было ничего, кроме расстеленных на земле шкур и лампы. Её золотисто-оранжевый свет мягко облизывал стенки полога, придавал уют и согревал.

— Ты вождь или крестьянин? — произнесла она. — Не думала, что в первую брачную ночь буду спать на земле.

Маррей поджала губы, подняв взор на мужа.

Рейван помолчал немного, освобождаясь от доспехов. Положил на землю кожаную тунику и приблизился.

— В Нордхейме у тебя будет всё, Марр.

Она увидела, что он растерялся. Принял слишком всерьёз то, чем она пыталась прикрыть уязвимость. Ещё не привыкла, что с ним можно быть слабой.

Сделав смелый вздох, Маррей расстегнула поясок и спустила с ключиц платье. Оно упало наземь, и она предстала перед мужем обнажённая. Открытая. Уязвимая.

Рейван замер.

— Хоть бы и на земле, — прошептала она.

Он устремился к ней, крепко обняв за плечи и за талию, прижал к сильной горячей груди. Маррей закинула руки ему на шею и прильнула к губам. Она ждала, что он сам всё сейчас же решит: уложит на постель, возьмёт грубо и нетерпеливо. Рейван всегда был нетерпеливым и горячим. Предвкушение его жадных объятий волновало и обжигало. Крутило живот и делало ноги слабыми.

Но муж не торопился, целуя нежно и бережно, ласкал пальцами спину, доводил до неистовства ожиданием.

— Пойдём на постель, — прошептала Маррей. — Я так долго тебя ждала.

Она отстранилась, потянув вверх его рубашку, а затем вниз — штаны.

Рейван скинул одежду, подхватил Маррей на руки и опустился с ней на шкуры, разместившись меж бёдер.

Она обняла его сильное тело, и приготовилась принять мужа со всей болью, что он ей принесёт. Но вдруг увидела замешательство на лице Рейвана, когда он упёрся меж её ног и ощутил сопротивление большее, чем ожидал.

— Может немного сильнее… наверное… — прошептала она.

— Ты дева?

— Думала, ты догадываешься. Должен был догадаться!

— Если бы я понял, — сказал он хрипло, — то сошёл бы с ума от мысли быть первым и единственным. Заковал бы тебя тогда цепями в Лединге и никуда не отпустил!

— Будь первым, будь единственным, любимый мой, — шепнула она, обвивая ногами.

Дыхание Маррей содрогнулось, когда он наполнил её. Громко застонала от счастья обрести то, о чём и не мечтала. Женская природа затрепетала в ней, и она сама подалась ему движением навстречу. Жарко поцеловала в губы в ответ за любовь. За ласку и сдержанность.

От силы чувства слёзы сами потекли по щекам.

— Больно? — встревожился он.

— Нет, — прижалась к нему сильнее. — Люби, люби меня, прошу…

Слова срывались с губ. Рейван покрывал поцелуями ресницы, ласкал кожу, переполненный счастьем близости. Ощущая под собой любимую женщину, её волнующие тепло и нежность, он вжался до предела и излился.

Маррей изогнулась навстречу и крепко притянула его к себе за плечи.

Они долго лежали в забвеньи, наполненные счастьем. И лишь дрогнувшее пламя лампы вернуло их назад. Фитиль тонул в расплавленном воске —