— Какое к черту жаропонижающее⁈ — Шаповалов ударил кулаком по столу так, что подпрыгнула эмалированная кружка с остывшим кофе. — Вы что, уши себе заткнули⁈ Вы слышите его дыхание⁈ Слышите эти хрипы⁈ Это начинающийся отек легких! Острая дыхательная недостаточность на фоне токсического альвеолита! Преднизолон! Шестьдесят миллиграммов внутривенно, НЕМЕДЛЕННО!

«Идиоты! Тупые, безмозглые, слепые идиоты! Учили их, учили в этом проклятом меинституте, а они до сих пор не могут отличить простую детскую лихорадку от начинающегося отека легких!»

— Но… но по протоколу при неосложненной «стекляшке» гормоны назначают только в условиях стационара… — начал было оправдываться фельдшер.

— Это ОСЛОЖНЕННАЯ форма, кретин! — Шаповалов уже не сдерживался, переходя на крик. — У ребенка — РЕБЕНКА ШЕСТИ ЛЕТ! — развивается острая дыхательная недостаточность! Каждая минута вашего промедления снижает его шансы на выживание вдвое! Я, Мастер-целитель Игорь Степанович Шаповалов, регистрационный номер лицензии М-четыре-восемь-три-два, ПРИКАЗЫВАЮ вам немедленно ввести преднизолон! Всю юридическую и моральную ответственность беру на себя! Записали номер моей лицензии⁈

— З-записал! Выполняю! — фельдшер, кажется, даже обрадовался, что с него сняли всю ответственность за нестандартное врачебное назначение.

«Трус. Боится ответственности больше, чем смерти пациента. Таких бы гнать из медицины поганой метлой, на стройку, кирпичи таскать. Разумовский бы мешкать не стал».

Шаповалов слышал, как на том конце провода отдают суетливые команды: «Преднизолон, ампулу!», «Шприц на двадцать кубов!», «Физраствор для разведения, быстро!».

Слышал, как Алена всхлипывает, пытаясь успокоить Мишку. И самое страшное — он слышал, как его сын кашляет все надрывнее, все отчаяннее, словно действительно пытается выкашлять из своей маленькой груди горсть острых, режущих осколков стекла.

— Введено! — доложил фельдшер через минуту, которая показалась Шаповалову вечностью.

— Кислородную маску настройте на максимальный поток! Пятнадцать литров в минуту! Не меньше! И немедленно готовьте интубационный набор на случай дальнейшего ухудшения! Детский, размер четыре с половиной!

— Но я… я не умею интубировать детей… — голос фельдшера стал совсем жалким и писклявым. — Нас этому не учили толком, только на манекенах один раз показывали…

Не умеет.

НЕ УМЕЕТ!

Моему сыну может понадобиться экстренная интубация, чтобы спасти его от удушья, а этот недоучка, этот дипломированный кретин НЕ УМЕЕТ!

— Тогда МОЛИТЕСЬ, чтобы не пришлось! — Шаповалов сжал телефон с такой силой, что пластиковый корпус жалобно хрустнул. — И гоните лошадей! Через сколько будете в больнице⁈

— Минут двадцать, если нигде не встрянем…

В этот момент в трубке раздался страшный звук. Громкий хлопок — как выстрел из крупнокалиберной винтовки.

Пронзительный визг тормозов. Скрежет рвущегося металла. Глухой, сокрушительный удар. И крики. Женские, мужские.

Потом — тишина. Страшная, неестественная, гнетущая тишина, прерываемая только тихими стонами и далеким детским плачем.

— ЧТО СЛУЧИЛОСЬ⁈ — заорал Шаповалов, вскакивая со своего скрипучего кресла так резко, что оно с грохотом отлетело к стене. — ЧТО ЭТО ЗА ЗВУК⁈ АЛЕНА! АЛЕНА, ОТВЕТЬ МНЕ!

Шум, какая-то неразборчивая возня, потом трубка, очевидно, упала — глухой удар пластика о металл. Слышны были только обрывки фраз, криков, доносящихся как будто издалека: «…колесо!», «…ось сломалась, мать ее!», «…вызывайте эвакуатор, мы перекрыли всю полосу!».

Наконец, голос Алены — уже не плачущий, а кричащий, на самой грани истерики:

— ИГОРЬ! Игорь, мы встали! Машина сломалась! Что-то с колесом… или с осью… Водитель говорит, ехать дальше невозможно! Мы стоим посреди! А Мишке все хуже! ОН СИНЕЕТ, ИГОРЬ!

Глава 13

Фырк смотрел на меня выжидающе, явно наслаждаясь эффектом. Но я ответил ему осуждающим взглядом. Мол, давай уже не тяни бурундука за я… хвост!

— Его тайную комнату! — торжествующе произнес Фырк.

— Тайная комната? — я скептически поднял бровь. — Серьезно? Что будет дальше — подземные катакомбы, древние проклятия, спрятанные сокровища тамплиеров?

— Ну, катакомбы в больнице действительно есть, — совершенно серьезно ответил Фырк. — И тебе туда лучше не ходить. Там… очень неприятные вещи водятся с давних времен. А комната — самая настоящая. Профессор хранил там самые ценные и… опасные свои артефакты. То, что ни в коем случае нельзя было оставлять на виду.

— И ты молчал об этом все это время? — я укоризненно посмотрел на него.

— А ты не спрашивал! — Фырк невинно развел лапками. — Плюс, я должен был сначала убедиться, что ты достоин этого знания. Не каждому можно доверить такие секреты! Ты только представь, что было бы, если бы об этой комнате узнал кто-то вроде Преображенского? Или, того хуже, твой новый друг, менталист Серебряный?

Логика древней духовной сущности.

Сначала долгая, многоуровневая проверка на профпригодность и моральные качества, и только потом — доступ к главным секретам.

Прямо как в компьютерных играх — пока не пройдешь все побочные квесты и не заработаешь достаточный уровень репутации, в секретную локацию тебя не пустят.

— Ладно, убедил. Показывай свою тайную комнату. Надеюсь, там не придется сражаться с древним личем-охранником или разгадывать загадки сфинкса.

— Нет, но сначала ты должен поклясться! — Фырк встал на задние лапки, приняв неожиданно торжественную и серьезную позу. — Это очень, очень важно! Супер-важно! Мега-важно!

— Хорошо, — я с серьезным видом поднял правую руку. — Я готов. Слушаю условия клятвы.

— Поклянись, что никому — слышишь, НИКОМУ! — не расскажешь о существовании тайной комнаты профессора Снегирева! Ни своим друзьям, ни начальству, ни даже этой твоей Веронике…

— Фырк!

— Ладно-ладно, молчу! Так ты клянешься или нет?

Я тяжело вздохнул.

— Клянусь, что никому не расскажу о тайной комнате профессора Снегирева без твоего личного разрешения.

— И не возьмешь оттуда ничего потенциально опасного без моего согласия!

— И не возьму оттуда ничего потенциально опасного без твоего согласия.

— И не будешь там втихаря экспериментировать с неизвестными и непонятными артефактами!

— Фырк, может, ты сразу весь список требований озвучишь?

— Это все! Клянешься?

— Клянусь.

— Отлично! — Фырк спрыгнул со стола и резво побежал к старому, не действующему камину в углу кабинета. — Тогда смотри внимательно и запоминай!

Камин был старинный, выложенный потемневшим от времени и сажи кирпичом.

Судя по толстому слою копоти на внутренней стенке, им активно пользовались при жизни профессора. Сейчас там валялись только остывший пепел и пара обгоревших поленьев.

Фырк встал на задние лапки и начал нажимать на определенные кирпичи в замысловатой последовательности. Верхний левый — тихий щелчок. Нижний правый — еще