Снегирев».
Василий Сергеевич Снегирев. Человек, который полвека вскрывал трупы, искал истинные причины смертей, коллекционировал редкие заболевания и магические артефакты. И который, судя по всему, был намного, намного больше, чем простой патологоанатом.
— Вот мы и пришли! — торжественно объявил Фырк, вставая на задние лапки у меня на плече. — Добро пожаловать в святая святых! В обитель великих знаний! В храм медицинской науки и магического искусства! В…
— В пыльный склад старого, никому не нужного хлама? — предположил я, доставая из кармана тяжелую связку ключей.
— Циник! — Фырк театрально схватился лапками за грудь. — Прагматик без души! Материалист без капли воображения! Ты просто не в состоянии понять истинной, сакральной ценности того, что там хранится! Это же история! Наследие! Мудрость поколений!
— Это пыль поколений, — тихо сказал я, вставляя самый большой и ржавый железный ключ в замочную скважину. — И паутина. И, с большой долей вероятности, семейство крыс в пятом поколении.
Замок, как и ожидалось, заело. Пришлось приложить немалое усилие. Но он открылся. Надо было его смазать еще в прошлый раз. Но, что имеем.
Я инстинктивно чихнул. Потом еще раз.
Фырк самодовольно фыркнул:
— Ну вот, а говорил — не ценишь! Это же аромат истории! Наслаждайся!
— Непременно, — качнул головой я, отмахиваясь от пыли рукой.
Но когда пыль немного осела, и я, толкнув дверь плечом, смог заглянуть внутрь и разглядеть помещение, я должен был признать — Фырк не так уж и преувеличивал.
* * *
Кабинет был… впечатляющим. Не роскошным в аристократическом смысле этого слова, нет. Но атмосферным до мурашек по коже.
Классический кабинет ученого старой школы. Вдоль всех стен, от пола до самого высокого потолка, тянулись книжные шкафы из темного, почти черного дерева. На стенах, в промежутках между шкафами, висели большие анатомические плакаты — выцветшие от времени, пожелтевшие, но все еще различимые.
В дальнем углу, в отдельном стеклянном шкафу, стоял человеческий скелет.
— О, кстати! Ты еще не видел его коллекцию инструментов! — Фырк спрыгнул с моего плеча и деловито побежал по пыльному столу, оставляя за собой крошечные, почти невидимые следы. — Смотри сюда!
Он указал своей мохнатой лапкой на высокие стеклянные витрины, занимавшие почти всю стену напротив входа.
Я подошел ближе и невольно присвистнул от удивления.
Магические хирургические инструменты. Судя по стилю и материалам, некоторым из них несколько веков. Это не просто коллекция — это настоящий арсенал для проведения операций на магически измененных пациентах, одержимых, или даже на нежити.
— Профессор собирал их всю свою жизнь, — с гордостью пояснил Фырк, прыгая на подоконник рядом с витриной. — Вон тот скальпель с лезвием из вулканического обсидиана — им можно резать эфирное тело, не повреждая физическое. Очень полезно при извлечении духов-паразитов. А вон те серебряные щипцы — для извлечения магических имплантов. А это…
— Стоп, — я поднял руку, прерывая его восторженную лекцию. — Это все очень интересно, но давай сначала главное. Ты говорил про артефакт для измерения Искры. Где он?
— Ах да! — бурундук подпрыгнул, хлопнув себя лапкой по лбу. — Совсем забыл! Так, смотри, нужно найти самый толстый том на вон той полке. Называется «Судебная медицина», автор — профессор Крылов, год издания — тысяча восемьсот восемьдесят пятый.
Я подошел к указанной полке, провел пальцем по пыльным кожаным корешкам, считывая названия. «Патологическая магия внутренних органов», «Некротические изменения тканей при воздействии темной Искры» и так далее…
Половина этих книг, я был уверен, наверняка запрещена современной Гильдией целителей. Слишком уж близко к некромантии, к темной, запретной стороне медицины.
Хотя для патологоанатома, по долгу службы сталкивающегося с самыми жуткими проявлениями магии, знание темной стороны абсолютно необходимо — как иначе определить причину неестественной, магической смерти?
Наконец я нашел нужный том — массивный, тяжелый фолиант в темно-коричневом потрескавшемся переплете, толщиной с две мои ладони. «Судебная медицина и криминалистическая магия», профессор И. М. Крылов.
— Теперь аккуратно потяни за него, но не вытаскивай полностью! — проинструктировал Фырк, подпрыгивая на подоконнике от нетерпения. — Это механический замок! Очень хитрая штука!
Я потянул. Книга сдвинулась на пару сантиметров и застряла. Где-то глубоко внутри стены раздался тихий, сухой щелчок, потом еще один, и часть деревянной панели за книгами абсолютно бесшумно отъехала в сторону, открывая темную нишу размером примерно с обувную коробку.
Отличный тайник. Чистая механика, никаких магических триггеров — его невозможно обнаружить обычными поисковыми заклинаниями. Профессор Снегирев явно знал, что делает, и очень не хотел, чтобы содержимое этого тайника попало в чужие руки. Интересно, от кого он прятал свой артефакт?
В темной нише стояла небольшая деревянная шкатулка, почти полностью почерневшая от времени. Я осторожно, двумя пальцами, вытащил ее, сдул толстый слой вековой пыли.
На крышке был тонко, искусно выгравирован странный символ — змея, обвивающая посох, символ медицины, но здесь она кусала собственный хвост, образуя замкнутый круг, знак бесконечности.
— Уроборос Асклепия, — со знанием дела прокомментировал Фырк. — Символ вечного, бесконечного круговорота жизни и смерти в медицинской практике. Профессор обожал подобный символизм. Говорил, что символы — это древний язык, на котором Вселенная разговаривает с теми, кто готов слушать.
Философ-мистик в теле циничного патологоанатома. Интересное сочетание.
Хотя, наверное, те, кто каждый день работает со смертью, часто становятся либо абсолютными материалистами, либо глубокими мистиками. Середины в этом деле не бывает.
Я аккуратно открыл шкатулку на выцветшей бархатной подставке, лежал странный, очень красивый прибор — нечто среднее между старинным компасом и барометром.
Круглый латунный корпус, покрытый благородной патиной времени, стеклянный циферблат с множеством замысловатых делений, тонкая, изящная стрелка в виде крошечного магического жезла.
По всему периметру циферблата шли сложные рунические символы, которые я, к сожалению, не мог прочитать.
Стимпанковская эстетика в чистом виде. Викторианская эпоха обожала такие сложные, красивые, но функциональные механизмы. И судя по высочайшему качеству работы — это не дешевая подделка, а настоящий, дорогой артефакт того времени.
— Измеритель уровня магической силы! — Фырк буквально вибрировал от восторга, прижавшись носом к стеклу. — Редчайшая, уникальная вещь! Таких во всей Империи штук двадцать, не больше, осталось! Профессор выменял его у одного заезжего архимага из столицы за успешную операцию по удалению магической опухоли мозга!
— Магические опухоли бывают? — я осторожно открыл скрипучую дверцу шкафчика и взял прибор. Я о них слышал, но мне было интересно, что Фырк о них знает.
— Еще как! Очень редко, конечно. Когда