погашении конфликта? Вполне.
— Я первенство города по самбо полгода назад выиграл, — на всякий случай похвастался я. — От общества «Динамо».
— Сломал бы ему руку и никакое «Динамо» бы тебя не спасло от уголовного дела, — ворчливо заметил он, направляясь к своей серой «волге».
— Валерий Александрович! — крикнул я ему в спину. — Спасибо!
Он, не оборачиваясь, махнул рукой.
Времени было вагон — всего лишь полдень. По большому счету можно было бы смотаться обратно в деревню. Но вроде срочных дел там не предвиделось. В конце концов, мои подопечные саженцы подождут. Я направился домой, в квартиру на Кропоткина.
Дома сварил пельмени, заварил чай. После обеда провёл ревизию морозилки, чтобы к возвращению maman ей не пришлось бегать по магазинам. Мясо, и свинина, и говядина, еще оставалось. В ящик на балкон я выгрузил полмешка молодой картошки, врученной мне соседкой бабой Верой. И она, и дед Петя ударными темпами ежегодно, невзирая на возраст и здоровье, сажали-убирали эти самые корнеплоды. Как только я переехал в Кочары, сначала баба Вера, потом дед Петя подошли и сказали, чтоб картошку я не покупал, дескать, у них её каждый год много остается, поделятся. Поставили, так сказать, на довольствие.
После медитации (куда уж без неё? стала привычной, как утренняя чистка зубов) меня посетила вдруг неожиданная мысль: а неплохо бы нашей родной православной церкви сделать подарок, а заодно и избавиться от ящичка со святыми мощами. Кто знает, какое он воздействие, в конечном счёте, оказывает на окружающих?
Я набрал телефонный номер Коломойцева Степана Никифоровича, того самого, которого Василий Макарович почему-то тоже обозвал инквизитором. Интересно, а они — тот, которого мы упокоили в старом ските, и этот наш знакомец связаны между собой или нет? Вроде как конфессии разные, не должны. А если у них друг с другом согласие и взаимопонимание, то у меня могут возникнуть проблемы…
Проще тогда этот самый загадочный ларец Устинову отдать. Я уже было хотел положить трубку обратно, но в трубке раздался голос Коломойцева:
— Слушаю вас!
Я вздохнул и ответил:
— Добрый день, Степан Никифорович! Ковалёв беспокоит…
Мы договорились встретиться через сорок минут. Столько времени ему надо было на то, чтобы собраться и доехать до меня, точнее, до летнего открытого кафе «Подсолнух», в просторечии «Шайба», что располагалось в парке недалеко от моего дома.
Я взял (в кафе обслуживали без официантов) себе мороженое и кофе. Степан Никифорович только кофе. Он был чертовски рад меня видеть и даже порывался заплатить за мой заказ сумму в 48 копеек.
Я сразу сообщил ему, что работаю в районе, в лесхозе, поступил на заочку на лестех в сельхозинститут.
— Степан Никифорович, вон скажи мне, ты знаешь такой Орден или Общество «Наследники святого Игнатия Лойоллы»? — прямо спросил я. — Что-нибудь можешь про них сказать?
Мой вопрос ввёл его в ступор. Он ошеломленно вытаращился на меня, сцепил пальцы перед собой, поставив локти на стол, упёрся лбом в них. Молчал некоторое время. Я его не трогал, не торопил.
— Откуда ты про них знаешь? — медленно спросил он. — Извини, я хотел сказать, чем вызван этот вопрос?
Я пожал плечами:
— Я первый спросил! Так что?
— Это католики, — так же медленно, взвешивая каждое слово, ответил он. — Те же самые инквизиторы, только тайные. Говорят, что некоторые из них обладают определенными экстрасенсорными способностями.
— Чем они занимаются? — продолжал расспрашивать я. — У вас с ними какие взаимоотношения?
Степан мрачно посмотрел на меня, удивленно покачал головой.
— Мне пора бы перестать удивляться твоим приключениям, однако нет, не получается.
— И всё же? — продолжал допытываться я. — Дело такое.
— В 15–16 веках святая инквизиция стала терять свои позиции, — начал он. — А ведьмы, колдуны никуда не делись. По папскому указу и была организована тайная инквизиторская служба. Причем, в неё набирали людей именно с особыми способностями. Это если коротко.
Я молчал. Степан понял моё молчание правильно, продолжил:
— У нас в православной церкви к колдунам, ведьмам отношение более лояльное, чем у них. У них так вообще, как девиз — увидел ведьму, убей её! Поэтому у нас с ними, так сказать, некоторое недопонимание.
Он вздохнул, виновато взглянул на меня:
— Мы-то с ними стараемся не враждовать, особенно с учетом отношения государства к церкви. А вот они относятся к нам очень даже не лояльно.
Он развел руками.
— А что сделаешь? Мы знаем, что они на территории Советского Союза свои делишки пытаются обстряпать. Есть такая информация. У них на территории Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии поддержка есть.
— А КГБ? Молчит?
Степан развел руками:
— У меня такой информации нет. Наверняка что-то делает. Но откуда ж мне знать-то? Я думаю, что даже наши патриархи не знают. Тут политика…
Он пытливо взглянул на меня:
— Теперь твоя очередь. У тебя какой к этому интерес?
— Нашел двоих, — я хмыкнул, подбирая слова, — последователей этих «наследников». У себя в деревне. Кстати, давешний поп Алексий из Коршевской церкви им помогает.
— Его сана лишили, — тут же заметил Степан. — Мы подозревали, что там не всё ладно…
— У меня есть для вас небольшой сувенир, — сообщил я. — Тебе и твоему руководству очень понравится.
Я многозначительно улыбнулся. Степан напрягся, подобрался.
— Но мне тоже кое-что от вас потребуется, — сразу обозначил я. — Не сейчас, так потом. А сейчас в данном случае, по крайней мере, пока — абсолютно лояльное отношение ко мне, моим друзьям, в том числе, — я усмехнулся, повторяя формулировку Степана, — обладающим определенными экстрасенсорными способностями.
Степан засмеялся, вздохнул глубоко, выдохнул.
— К тебе и так относятся лояльно. И к твоим друзьям тоже. Уж не тебе об этом говорить. А про поддержку в случае необходимости можешь и не напоминать.
— Хорошо, — ответил я. — Погнали!
— Куда?
— Ко мне.
Я пришел на встречу пешком, Степан приехал на служебной «волге».
— Подожди меня тут, — сказал я, когда мы заехали во двор дома. Не хотелось мне брать ящичек с засушенной рукой с собой на встречу. Неизвестно было, как повел бы себя Степан на мои расспросы об инквизиторах. Поэтому передать так называемую святыню я решил только по результатам встречи с ним.
Медный ящик, завернутый в несколько слоёв серой оберточной бумаги, перевязанный дефицитным