Лавки по продаже контрафактного оружия, притоны наркоманов и, разумеется, знаменитые лаборатории по производству Ангельской Пыли — самого распространенного в мире наркотика.

И все это «великолепие» принадлежало Нарихман, делая тех едва ли не самой могущественной подпольной организацией на западном материке.

Вторая Канцелярия решила данную проблему, вырвав сорняки с корнями. И только подобные этому дому следы напоминали о былых временах.

Арди порой задумывался о том, что падение Нарихман и их уход в глубокое подполье, зажгло кровавую и жестокую войну банд за передел сфер влияния, в которой недолго лидерство удерживал Святой Эорд, пока его не заткнул за пояс тогда еще молодой Артур «Пижон» Бельский.

Как говорил Скасти — « нельзя совершить добро, не причинив при этом зла. Таков сон Спящих Духов.»

Милар, дойдя до поворота, за которым должна была находиться лестница, прижался плечом к углу и тут же скривился. Ему на плечо стекла капля вязкой слизи, смешанной с сажей, пылью и грязью. Сдержав рвотный позыв, капитан выругался и резко шагнул в сторону. Арди, мысленно «прикасаясь» к накопителям на пальцах, был готов в любой момент выставить щит и использовать « Ледяное Копье».

Но лишь несколько явно больных голубей, взмахнув крыльями, вылетели через покошенную, пустую оконную раму. Сама же лестница, прогнившая, ощерившаяся ржавыми гвоздями, хранила осиротевшее молчание. И только следы недавнего, пусть и неумелого ремонта, когда старые планки ступеней заменили… на все еще старые, только не с таким количеством заноз, намекало на то, что ей пользовались.

Пусть и давно.

— А что случилось с младшей сестрой Андрея? — через плечо шепнул Милар.

Капитан подошел к лестнице и пяткой туфель проверил прочность конструкции. Та заскрипела, застонала умирающей кобылой, но выдержала вес взрослого мужчины.

— Её поместили в детский, круглогодичный пансионат, — ответил Арди, стараясь идти так, чтобы всегда иметь возможность мгновенно коснуться посохом стены. — Аркар постарался.

— Пансионат? Там где чахоточных лечат?

— Да.

— А ты уверен, что она чахоткой болела? Вещь заразная. Братья тоже бы слегли.

Ардан открыл было рот и тут же закрыл. Он понятия не имел, какой недуг младшей сестры заставил Андрея рискнуть жизнью в весьма опасной авантюре. И, по итогу, не только рискнуть, но и, все же, встретиться с Вечными Ангелами.

Да и если бы не случайная обмолвка Аркара о том, что он действительно помог сестре предавшего его «сотрудника», Арди бы так ничего и вовсе не узнал.

— Понятно, — только и сказал Милар.

Сетовать или винить кого-то здесь было не с руки. Они и думать не могли, что связь Андрея и его семьи с происходящим в городе простиралась дальше неудачной попытки обмануть сразу две банды.

Они поднялись сперва на второй, а затем и на третий этаж. Местами перекрытия обвалились настолько, что через них, сразу сквозь семь метров пространства, можно было увидеть зияющую пропасть первых этажей.

На некоторых участках лежали неумело, но тщательно сколоченные доски. Вырванные из складских палет, они служили чем-то вроде мостиков, перекинутых над провалами. Идти по ним, учитывая глубину пропасти под ногами, было не очень-то спокойно, но и выбора, особого, не имелось.

— А насколько большим должен быть этот демон? — цедил сквозь плотно сжатые зубы Милар, попутно аккуратно ступая по не самым надежным платформам.

Видимо капитан вспоминал о той твари, которую использовали Пауки в храме Старых Богов.

— Я уже говорил, Милар, когда мы разбирались с Плакальщицей, что для Фае и демонов физическая форма совсем не то, что для нас, — Арди мысленно про себя надеялся, что им не придется в очередной раз прыгать из окна. — Там все дело в Лей-частицах и Лей-поле… так что я не могу ответить на твой вопрос.

— Замечательно, — с явным недовольством выдохнул капитан.

— Но могу сказать точно, что здесь нет ни демонов, ни Бездомных.

— Запах?

Арди было просто кивнул, но видя, что Милар стоит к нему спиной, коротко ответил:

— Запах. Здесь не пахнет ни серой, ни болотом.

— Понял.

Миновав коридор, в котором с потолка свешивались лоскуты налипшей на паутину пыли, а зачастую и попросту гулял ветер, забиравшийся внутрь через широкие дыры, напарники дошли до двери. Единственной двери на весь коридор.

В других местах вместо створок на покосившихся наличниках и доборах висели грязные циновки, но и те уже давно изорвались и едва ли не истлели. В здании явно никто не жил. Кроме одной единственной квартиры на третьем этаже. Видимо братья и сестра забрались подальше от подвальной сырости.

Милар показал два пальца, затем один, а следом плечом выбил дверь. Та слетела с петель (держалась на честном слове и паре коротких, неподходящих винтов) и рухнула на пол. В помещении… было чисто. Настолько чисто, насколько только возможно.

Стены покрасили разноцветной краской. К примеру, в коридоре серой, часть стены гостиной щеголяла атласным оттенком синего, а противоположная и вовсе — белая. Видимо использовали все, что удалось утащить или выменять на ближайших фабриках. На полу, в качестве ковра, лежали разрезанные и сшитые вместе, тканевые мешковины. Такие часто использовались для упаковки угля. Потолок залатали кусками отпилов, которые «деревянные» фабрики, обычно, оптом продавали на рынках. По весу. Такими, в бедных районах, топили печки.

Собственно, одна из них обнаружилась и здесь.

Во все той же гостиной, которая, одновременно, судя по количеству кроватей, служила и спальней, и кухней. Старенькая, пузатая, чугунная печь с отсеком для дров, решеткой, плоской тяжелой крышкой, на которой можно было готовить, и длинным рукавом железной трубы, уходящей прямо в крышу. Такая давала достаточно тепла, чтобы согреться вечерами, а в теплые дни служила в качестве плиты.

Кроватей было три.

Каждая из них давно уже пустовала. Разве что находящаяся у самого выхода, судя по состоянию дешевенького, но ухоженного (явно часто стиранного и даже глаженного) постельного белья, использовалась относительно недавно.

Принадлежала Луше. Так звали младшего брата. Старший — Андрей. Сестра — Зирка. И младший брат — Луша.

Арди подошел к деревянным кроватям, треугольником выставленными вокруг плиты, и провел пальцами по изголовью. Пыль. Паутина. А еще высохшие слезы и столь же невидимые, сколько и невесомые, кристаллики застывшего смеха.

Здесь грустили. Здесь смеялись. Обнимались. Расставались. Встречались снова. И снова грустили.