Согласно исходным технологическим требованиям, гелиокомплекс следовало возвести в месте, характеризующемся чистым воздухом и малым количеством пасмурных дней в году. Это предопределило выбор предгорий Паркента, небольшого городка ташкентской агломерации. Роза ветров, дувших с гор в сторону Ташкента, минимизировала загрязнение воздуха, которое сделало бы менее эффективной работу зеркал и солнечной печи. Еще одним достоинством площадки, найденной на одном из холмов предгорий Тянь-Шаня, было его скалистое основание, обеспечивающее устойчивость возводимой конструкции.

Северный фасад комплекса. 1981

Южный фасад комплекса. 1981

ТЕХНОЛОГИЯ И ФУНКЦИОНАЛЬНОСТЬ

Комплекс формировали пять взаимосвязанных сооружений: площадка с 62 гелиостатами, концентратор, технологическая башня, главный корпус и обслуживающие строения. Снабженные специальными поворотными и наклонными механизмами гелиостаты должны были направлять солнечные лучи на ориентированный на север вогнутый параболический зеркальный концентратор, а он в свою очередь перенаправлять их в фокусную точку печи, располагающуюся в технологической башне и имеющую диаметр 40 сантиметров. При этом температура в фокусной точке, превышавшая 300 °C, позволяла бы проводить термальные сеансы по выработке сверхчистых, а также тугоплавких металлов и жаропрочных материалов.

Северный фасад концентратора. 1981

Южный фасад концентратора. 1981

Конструкции пиренейского и паркентского концентраторов серьезно отличались друг от друга. Во Франции концентратор находился под одной крышей с корпусом офисных и служебных помещений. Поэтому здание, северный фасад которого представлял собой сферическую отражательную поверхность, с юга выглядело как обычное офисное сооружение. Достоинством такого решения было укрытие несущей конструкции концентратора от природных воздействий, однако площадь рабочих помещений ограничивалась геометрией концентратора, что делало комплекс в Одейо намного менее просторным, чем его паркентский двойник. В Паркенте концентратор задумали отдельно стоящим сооружением, что предоставило возможность создать более удобные условия для работы ученых и технологов в главном корпусе, комбинирующем рабочие пространства с открытыми и внутренними помещениями для отдыха. Северный фасад концентратора образовывал параболическую поверхность, ограниченную прямоугольным сегментом снизу и по бокам. Она была облицована зеркальными элементами — фацетами — размером 45 × 45 сантиметров. Что касается южного фасада и торцов концентратора, они фактически представляли собой солнцезащитный экран, предохраняющий несущую конструкцию от перегрева, который мог бы повлечь пластические деформации металла. Форма солнцезащитного экрана образовывалась опорным коническим контуром наклонных ферм, придававшим композиции законченность и напряжение. При этом конструкции концентратора оставались открытыми, что делало необходимыми регулярные мероприятия антикоррозийной защиты.

Фрагмент фасада с солнцезащитными элементами. 1981

Главный корпус комплекса включал трехэтажный производственный отсек (с северной стороны), четырехэтажный административный блок (с южной), а также два трехэтажных лабораторных блока (с востока и запада). Все блоки получили несколько уровней защиты от солнца. Во-первых, их помещения располагались вокруг продуваемого внутреннего двора, где осуществлялось естественное охлаждение фасадов. В самом дворе была разбита обходная галерея, а в западной части — расположена наклонная пергола. Во-вторых, технические этажи, протянутые по его периметру, имели проветриваемую кровлю. В-третьих, фасады защищала навесная конструкция с солнцезащитными полупрозрачными экранами. Авторы утверждали, что экраны «должны отражать 80 % падающей на поверхность экранов солнечной радиации. Лишь 20 % ее попадает на фасад здания, не создавая дискомфорта внутри помещений и не нагревая ограждающих конструкций самого здания»[666].

Перспектива внутреннего двора административного корпуса. 1981

ФАСАДЫ И ИНТЕРЬЕРЫ ГЛАВНОГО КОРПУСА

Фасады главного корпуса решены лаконично, с подчеркиванием горизонталей, оттеняющих скульптурную пластику концентратора. Вместе с тем перебивка горизонтального ритма при помощи ажурной солнцезащиты с ее ритмичными вертикальными деталями, а также светотеневые акценты во входной части административного блока лишали сооружение монотонности. Еще одним усложняющим, но одновременно унифицирующим элементом фасадов были членения вертикальных лестничных проемов, которые привносили в объемное решение планировочную ясность — благодаря им многосоставная структура главного корпуса отчетливо прочитывалась со всех сторон.

Восточный фасад концентратора. 1981

Западный фасад концентратора. 1981

Среди особо тщательно разработанных пространств административного блока следовало бы выделить входную часть с ее бруталистским фасадом, четырехсветный атриум и конференц-зал на 450 мест, расположенный над фойе. Каждый тщательно продуманный элемент, помимо утилитарных задач, нес образные смыслы. Оригинальной была планировка зала: обыграв его угловое местоположение, архитекторы расположили его под углом 45 градусов по отношению к главному и боковому фасадам. В проекте зал окаймляли стены с декоративной аркадой, но в дальнейшем он был решен проще, без декоративных исторических элементов. Эффектными стали и галереи, расходившиеся от главного атриума по разным этажам.

Конференц-зал, перспектива. 1981

ОБРАЗНОЕ РЕШЕНИЕ

В отличие от создателей строго функционального комплекса в Одейо, авторы сооружения в Паркенте стремились разработать символически нагруженное архитектурное произведение. Использовав эпиграфику в структурировании фасадов концентратора и технологической башни[667], они также привлекли к сотрудничеству художницу по декоративному стеклу Ирену Липене, для которой участие в создании гелиокомплекса стало последней и, возможно, наиболее масштабной работой, осуществленной в Узбекистане. Липене разработала для интерьеров комплекса несколько пространственных композиций: «Гимн Солнцу» (атриум комплекса), «Парад планет» (лестничный проем главного корпуса), «Млечный Путь» (конференц-зал) и «Луна» (фойе конференц-зала). Их можно назвать абстрактными декоративными скульптурами, составленными из множества элементов: в основном — из объемного сульфидного стекла, но также металла и в некоторых случаях из электроламп.

Астрономические ассоциации «Парада планет», «Млечного Пути» и особенно «Луны» были поэтическими метафорами, но в них также можно уловить эхо увлечения космическими сюжетами, свойственного советской культуре и искусству 1960–1970-х годов. Впрочем, подход к отражению этой тематики ощутимо поменялся. В советском искусстве, отразившем первые этапы космической эры, на первый план неизменно выходила титаническая фигура «покорителя космоса». Это мог быть космонавт (например, Юрий Гагарин), теоретик (например, Константин Циолковский) или ученый-конструктор (Сергей Королёв), но также просто человек, бросающий космосу прометеевский вызов. В Ташкенте подобные образы запечатлены в контррельефе Арнольда Гана на первоначальном проекте Дворца искусств{2} (1961), двух памятниках Юрию Гагарину[668], скульптурной композиции на площади Космонавтов[669], фресках станции метро «Проспект Космонавтов»{43}[670], мозаиках на торцах жилых домов{36}. В гелиокомплексе фигура титана-созидателя отсутствовала. В образном решении, предложенном Иреной Липене