Движения стали резче, грубее, интенсивнее…

Каждый толчок стал не просто импульсом плоти, а ударом кузнечного молота по наковальне. Мои бёдра врезались в её нечеловеческую плоть с силой, способной сломать дубовую балку. Казалось, сама реальность гудела от этой мощи.

Кровать заходила ходуном.

Не просто заскрипела или закачалась — она жила.

Элитный титановый каркас, сконструированный выдерживать экстремальные нагрузки, подвергся испытанию на прочность. Система амортизации взвыла. Не сломалась — нет, инженеры явно предусмотрели форс-мажоры, — но заработала на пределе.

Перекладины под матрасом гнулись, но не ломались.

Слышался низкий, угрожающий гул металла, работающего на пределе упругости.

Каждый мой толчок заставлял их вибрировать, передавая энергию на всю конструкцию.

Они превратились в гигантские пружины, запасая и высвобождая энергию с каждым движением наших тел.

Кровать скрежетала — не пронзительно, а глухо, как массивные ворота под натиском тарана. Специальные демпферные втулки из композитного полимера внутри узлов крепления сжимались до предела, пытаясь поглотить вибрацию, но она всё равно передавалась на раму, заставляя всю кровать дрожать мелкой, неистовой дрожью.

Я заметил, как подобралась и сползла с постели Лекса. Как едва уловимо побледнело её лицо. Конечно, она никогда не видела ничего подобного.

Сейчас она осознала, НАСКОЛЬКО я обычно сдерживаюсь.

Возможно, это отразится на наших отношениях.

Но думать я сейчас почти не мог. Слишком хорошо.

Отчаянно, всепоглощающе хорошо.

Кровать, рассчитанная на представителей разных рас, не разваливалась. Но её трясло, как корабль в жестокий шторм.

Матрас с гелевым наполнителем не просто прогибался — он волновался.

От моих толчков под задницей вампирши гелевые секции сжимались до состояния твердого тела, пытаясь распределить давление. Слои материала с памятью формы деформировались под ударной нагрузкой, не успевая восстановиться между толчками.

Матрас буквально хлопал по титановым перекладинам основания при каждом моём вхождении, издавая глухой, влажный звук, сливавшийся с другим хлюпаньем.

Стоны вампирши становились громче, сильнее, отрывистее.

Она уже захлёбывалась удовольствием. Миг разрядки приближался.

Кровать выдержала этот безумный заезд.

Не сломалась, не сложилась, не разошлась по швам. Но разболталась так, как не разболталась бы за сто лет обычной эксплуатации. Весь каркас гудел, как натянутая струна.

Кармилла, казалось, черпала энергию из этого хаоса.

Её глаза, горящие багровым триумфом, смотрели на меня из-под ресниц.

Бёдра кровососки встречали мои толчки с такой же нечеловеческой силой, добавляя нагрузку и без того стонущей кровати. Она наслаждалась не только мной, но и тем, как её тело и наша страсть испытывают на прочность эту несчастную мебель.

Мир начал сужаться до её глаз, в которых отражалось моё собственное лицо, искажённое гримасой наслаждения.

— Дай мне всё! — выкрикнула она.

Её призыв стал последней каплей.

И в тот самый миг, когда плотина внутри меня должна была рухнуть, произошло нечто непредвиденное.

В самый пик, в ту долю секунды, когда реальность рассыпается на миллиарды раскалённый искр, она не выдержала. Нет, не кровать. Вампирша.

Её голова дёрнулась вперёд, и я ощутил резкую, острую боль в шее. Её клыки вонзились в мою ярёмную вену.

Это сработало как удар дефибриллятора прямо в сердце.

Боль и удовольствие слились в один невыносимый, всепоглощающий импульс.

Мой оргазм, который должен был оказаться просто сильным, превратился в чудовищный катаклизм.

Ощущение её клыков в ране, чувство, как она пьёт мою кровь, смешались с волной наслаждения, многократно усиливая её.

Не просто вспышка, а ядерный взрыв внутри моего сознания.

Мир не исчез — он разорвался на части. На молекулы. На атомы.

Я закричал и из меня вырвался поток такой силы, что, казалось, я изливаю из себя саму душу. Я чувствовал, как вампирша судорожно сжимается вокруг меня, её тело сотрясалось в унисон с моим.

Мышцы её влагалища сокращались с чудовищной, нечеловеческой силой, выжимая из меня последние капли.

Мои собственные толчки стали финальными, спастическими ударами, заставившими амортизаторы взвыть на самой высокой ноте, а стальные балки основания прогнуться в дугу.

Боль от укуса была острой, но она тонула в безбрежном океане экстаза.

Это оказалось самым ярким, самым ослепительным и потрясающим, что я когда-либо испытывал.

И затем — тишина. Вернее, не тишина, а тяжёлое затишье.

Кровать, вся конструкция, дышала, остывала, приходила в себя после испытания.

Она устояла. Покореженная? Возможно. Ослабленная? Несомненно. Но не развалившаяся.

Дорогая, элитная мебель выстояла под натиском двух сил природы — вампирши, жаждущей обладания, и человека, давшего ей этот бой и это прощение на грани разрушения. Воздух пропах горячим металлом, сексом, потом и… победой.

Победой над прошлым, над гневом, и, как ни странно, победой инженерной мысли над неистовой страстью. Кровать выдержала.

Когда всё кончилось, я без сил рухнул рядом с вампиршей.

На шее горел и пульсировал след от её укуса.

Кармилла лежала рядом, её глаза закрылись, а на губах играла блаженная улыбка.

— Ну разумеется, — раздался с другого конца комнаты сухой, саркастический голос Лексы, которая предпочла наблюдать за финалом с безопасного расстояния. — Не могла не цапнуть. Контроля ноль.

Кармилла лениво открыла глаза.

— Ничего не могу с собой поделать, дорогая, — промурлыкала она и провела языком по губам, на которых осталась капелька моей крови. — Его кровь — это особый деликатес. Не для всех.

Она повернула голову ко мне и хитро улыбнулась.

— А знаешь, Волк, после той инъекции «Регенерис-75» твоя кровь действительно стала… другой. Вкуснее. И сильнее. Я прямо чувствую, как энергия растекается по моим венам.

Я медленно сел, ощупывая шею. Укус уже затянулся.

Посмотрел на Лексу. Она сидела в кресле, скрестив руки, и смотрела на нас с плохо скрываемым отвращением.

Я усмехнулся. Всё же Синичка ещё не смирилась.

— Думаешь, ты уже отстрелялась? — спросил я, обращаясь к ней.

Полицейская удивлённо вскинула брови.

— Что? — офигела она.

Я медленно поднялся с кровати и пошёл к ней.

— Ты ещё не полностью расплатилась за свои проступки. Помнишь, что я тебе обещал в наказание за плохое поведение?

Её лицо изменилось. В глазах мелькнуло понимание, а затем — смесь ужаса и предвкушения.

— Помнишь? — настойчиво повторил я, нависая над ней.

Кармилла мелодично расхохоталась.

— Блин, Волк, нет! — запротестовала Лекса, когда я подхватил её и уложил обратно на постель. Снова задницей кверху.

— Уроки нужно усваивать сразу, — назидательно сказал я, прислоняя головку к её анусу. — Иначе их придётся преподавать снова и снова.

Глава 4

Отплытие

Грузовой