Не ждали такого?

Из моего горла вырвался рёв, и я бросился в бой. Видел, как Лакросса испуганно схватила тело Агнес и утащила в лазарет. Затем противники впятером начали палить из своих ружей, а я расшвырял их, как кукол. Огонь в груди стал столь горячим, что затмил собой всё. Сознание начало куда-то уплывать, словно я стоял на пароме, который отчалил от пирса, а оно осталось на берегу.

Последним, что запомнил, была моя рука, которая пронзила грудь командира говнюков и вырвала его сердце. Жаль, я не успел расспросить его о гибели своего отца.

Глава 4

Лазарет Пятигорской академии

Два дня спустя

— О-о-ох… — простонал я.

Было больно. По венам будто огонь тёк, в кишках словно ковырялись кочергой, а грудь разрывали огромные раздвижные тиски. Каждый вдох давался с трудом. Стон немного облегчил ситуацию, но я всё равно чувствовал себя так, будто меня поезд сбил, а затем сверху ещё табун лошадей потоптался. Так себе ощущения.

Я попытался открыть глаза, но не смог. Веки будто клеем залило, а руки, чтобы их разлепить, не поднимались. Ну и слава Богу! Так пока полежу. Уж очень мне хреново. Если представить себе самое тяжёлое похмелье, которое может быть у человека, и умножить его на тысячу, то всё равно не получится и половины моих мучений.

— У-у-уф… — снова вырвался у меня стон.

Это всё то зелье виновато. Отходняк от него жуткий, и это ещё учитывая его очистку гномом-алхимиком! Если бы знал, то выкинул бы… С другой стороны, если бы не оно, я бы не одолел тех парней. Какие-то жёсткие вояки оказались. Причём в буквальном смысле. Потому что, кажется, я ещё и зубами их рвал. Вообще, события после приёма зелья стёрлись из памяти. Помнил только какие-то обрывки, образы, кровь, кишки и тому подобное. Зато я точно знал, что все мои друзья живы.

Вдруг что-то шершавое коснулось щеки, а потом снова. И ещё раз. Кто-то вылизывал мне лицо! Затем услышал звук открываемой двери, цокот каблучков и приятный женский голос, и узнал Оксану.

— Пётр Васильевич, Дубов в себя пришёл!

Ну вот, спалили. А я бы ещё хотел полежать. Интересно, сколько времени я так провёл?

— Я же говорил, что мой новый состав быстро поставит его на ноги, — раздался голос фельдшера почти над самым ухом. — Сейчас увеличу подачу лекарства, и он окончательно придёт в себя.

Что-то у меня нехорошее предчувствие забралось в душу. Помню я любовь Петра Васильевича к странным зельям с интересными побочными эффектами…

А тем временем лицо моё продолжали облизывать. Наконец, смог глаза открыть. И их тут же резануло болью, да так сильно, что пришлось зажмуриться обратно. Снова открыл, но медленно. Глаза слезились. На потолке лампа лучилась радужными стрелами из света.

Уже лучше. Да и дышать, кажется, стало легче.

Грёбаное зелье.

Над собой увидел улыбающееся лицо фельдшера. Он что-то вводил через шприц в капельницу, которая торчала из моей руки. Рядом с ним стояла и гладила мою ладонь Оксана. Её зелёные глаза ярко блестели, а с губ не сходила робкая улыбка.

— Привет, — сказала она.

— Здрасьте… — смог прошептать в ответ.

Фух! Далось это не просто! Лучше пока поменьше буду говорить.

В ответ на мой голос сразу раздалось счастливое поскуливание с подвизгиваниями, и в мой нос ткнулось что-то мокрое. Я скосил глаза вниз. На груди лежал полуслепой волчонок. Шерсть у него немного отросла. Серая, косматая и мягкая. Глаза открылись не до конца, и он слепо тыкался в меня носом, щекоча усами. Сзади в воздухе мельтешил хвост.

— В ночь нападения он пришёл в себя, — заговорил Пётр Васильевич. — Оксана как раз привезла нужные лекарства, и я их тут же использовал. А потом… когда вы оказались у нас, волчонок не успокоился, пока мы не положили его к вам на грудь. И больше не отходил.

— Что… — в горле пересохло, так что замолчал, едва начав фразу. Сглотнул, вдохнул и закончил: — Случилось?

Пусть пока рассказывают, а я помолчу. Сил прибавилось, так что я поднял одну руку и положил на волчонка. Он счастливо поскулил и лёг, головой уткнувшись в мой подбородок, а лапы вытянув вбок.

— Если вкратце, то после нападения на факультеты во время похода Степан Степанович дал указание усилить бдительность службы безопасности. Охранников, проще говоря. Их у нас немного, а теперь и того меньше. Благодаря этому вовремя заметили, что вокруг стен академии что-то происходит. Пытались дозвониться до городской полиции, но диспетчер заявила: «Как нападут, тогда и приходите!» Насколько мне известно, ей теперь грозит суд. Аристократы, чьи дети пострадали или погибли, требуют крови.

— Не отвлекайтесь, Пётр Васильевич, — направила рассказ фельдшера в нужное русло Оксана, продолжая гладить мою руку.

Приятно.

А медик и правда начал куда-то в сторону рассказ уводить.

— Да-да, прошу прощения, — кивнул он. — Так вот, большую часть учеников успели вывести на арену. А часть не успели, собственно. Ну да вы, Дубов, сами видели. К счастью, из-за объявленных неучебных дней значительное количество студентов забрали к себе родители. Иначе жертв могло быть больше. Атака была стремительной, но учителей и директора не застигли врасплох. К сожалению, всё равно не обошлось без жертв — есть убитые и тяжело раненые. Из последних некоторые здесь, но большую часть отправили в городской госпиталь. Там у них больше и врачей, и ресурсов. Если бы не вы с герцогом Билибиным, жертв было бы куда больше. Ваше вмешательство в ход сражения позволило продержаться до подхода сил полиции и местной княжеской дружины. Пока всё происходило, мы прятались здесь, в лазарете, так как раненых не смогли увести вовремя и решили просто запереться. А затем… пришли они.

— Те солдаты? — снова прохрипел я. Говорить потихоньку становилось легче.

— Да. Или профессиональные наёмники, солдаты удачи — я не знаю, господин барон, не разбираюсь в этом.

— Ясно. — Я погладил спящего волчонка. — А дальше вмешался я, верно?

— Да, — подтвердил Пётр Васильевич. — Нас здесь было полдюжины, если не считать находившихся на лечении студентов. Я с Оксаной, госпожи Морок и Шмидт, господа Верещагин и Северов. Кажется, никого не забыл. Эти люди искали вас и Алексея.

Интересно получается. Значит, снова всплыл какой-то враг, который