На полу, в пыли валялись домашние туфли. Сюда явно рассчитывали вернуться — и не вернулись никогда.

Варендаль видел заброшенные места — покинутые сотни лет назад, места, при одном воспоминании о которых мороз шел по коже и по сей день. Но ни одно не навевало столь обыденной и беспросветной тоски.

Йесперу сделалось совсем не по себе — то ли от обреченной заброшенности этой спальни, то ли от того, что здесь все осталось нетронутым. Неужто округе не нашлось безбашенного оторвяги-вора, рискнувшего пошарить в сундуках и закромах?

Либо люди здесь были шибко праведные (а Йеспер в такие сказки не верил!), либо шибко пугливые. А, может, и нашелся кто… но вот был ли он удачлив?

Йеспер чуть ли не на цыпочках подошел к двери и двумя пальцами потянул за ручку, подспудно надеясь, что дверь окажется заперта. Увы, она отворилась.

Йеспер высунул нос за дверь, в темноту коридора. Здесь было не душно, как можно было ожидать, напротив, в воздухе стояла странная прохлада.

Половицы слегка поскрипывали под ногами, и Йеспер морщился каждый раз, когда под башмаком проседала доска.

Так, медленно и осторожно он добрался до лестницы, ведущей вниз, и спустился на один пролет. Постепенно глаза привыкли к сумраку, и Варендаль увидел крытый внутренний дворик дома, правда, без привычного водосборника или статуи. Здесь стояла полутьма, и Йеспер лишь смутно различал дверные арки, гобелены на дальней стене, зев огромного очага и силуэты столов и скамей.

Здесь было… гадко.

Время словно застыло здесь, заблудившись и умерев. Эта странная мысль пришла на ум Варендалю как-то сама, из глубин души, вновь отозвавшись томительным давлением в груди. Йеспер рискнул двинуться вниз по лестнице, но тут же остановился, поняв, что не сможет сделать ни шага дальше.

Страшная тяжесть сдавила все тело. И источник этой тяжести был там, в кармане, где лежала квадратная монетка.

Йеспер сдался, зажмурился и открыл глаза. Этого не стоило делать днем — краткие времена расцвета его неприятного дара давно миновали, и теперь с каждым разом процедура давалась все с большим усилием. Но он не удержался — столь терзало желание проверить свои смутные догадки.

И отчетливо понял, отчего подеста Раньер-старший когда-то предпочел коротать остаток ночи во дворе.

Дом был пуст. Не просто безлюден и заброшен, но пуст. Той особой не поддающейся осмыслению разумом пустотой, которую можно только ощутить. Эта бесцветная гнетущая пустота поглощала все вокруг себя, искажая даже солнечный свет, пытающийся пробиться сквозь щели в крыше.

Здесь не было ничего живого — ни пауков, ни мышей, ни улиток. Ни даже моли в гобелене. Неживого пока тоже, но Варендаль знал, что оно — неживое — вполне может обосноваться здесь. Вопрос времени. Неживое любит подобные места. Выморочные. Лишенные судьбы.

И было нечто еще.

Там, внизу, в общем зале. В очаге, под слоем слежавшейся за годы золы, под углями. Глубоко, очень глубоко. Скрытое от любого человеческого взгляда и все эти годы лежавшее ненайденным.

То, что оскверняло этот дом.

Варендалю сделалось жутко. Он поспешно отступил на шаг, и тяжесть в теле уменьшилась. Еще шаг назад, и еще, и еще…

Не рискуя повернуться спиной, он пятился по лестнице, по коридору до той самой спальни, с которой начал путь по дому. Лишь нащупав и повернув ручку, он раскрыл веки, влетел назад в освещенную дневным светом комнату и торопливо дернул дверной засов. Не тратя времени, Йеспер покинул дом, знакомым путем добрался до стены, спрыгнул наземь и чуть ли не бегом бросился прочь.

Когда между усадьбой и ним пролегла широкая луговина, Йеспер шлепнулся на кочку и привычно потер ладонью под носом, проверяя, нет ли крови. Все иные признаки расплаты за проклятое умение уже были налицо: голова кружилась, ум мутился и нарастал мелкий тряский озноб, точно после купания в осенней реке. Появись сейчас бродилец, он бы сожрал Варендаля, словно беспомощного младенца.

— А ведь она не то что смотрит днем, — пробормотал Варендаль, вспомнив безумную Эмилию Витале. — Она ж еще ловит, как паук добычу. Влегкую, о боги… это ж какая силища-то…

Наконец в башке прояснилось. Вернулось ощущение палящего солнца, жажды и крайнего голода — явные признаки возвращения к человечности.

Йеспер поднял голову и, взглянув вперед, вздрогнул.

Там, за зарослями плакушника, в расплывчатом жарком мареве лежали болота.

— Я туда не пойду, — пробормотал Йеспер, — ни за что не пойду. Да и куда идти-то⁈ Здесь дороги не проложены.

Он стоял среди высокой осоки, серой от грязи. Впереди, насколько мог видеть взгляд простиралась низина, затянутая пеленой испарений. Солнце здесь словно выцвело, утратив яркость, но не жар.

Растительность, которая и прежде на этом берегу, красотой не баловала, здесь стала вовсе неприглядной. Плакушник словно выродился, сделавшись ниже. Кое-где над низиной тянулись тонкие стволики, увенчанные кривыми ветвями, лишенными листвы, но что это за деревца Йеспер понятия не имел. Кочки, покрытые осокой, и топкая грязь, подернутая бурым лишайником, тянулись насколько видит взор. Йеспер не помнил карт, но мог предположить, что низина тянется аж до Ребра Ферги, за которым уже побережье.

Здесь не было не то что дороги, но даже намека на самую малую тропу. Ни гати, ни вешек, что отмечали бы верный путь.

Йеспер с досады сплюнул и в раздумье уселся на кочку, достав монетку. Сейчас он смутно соображал, что предпринять дальше. Это мерзкое чувство, которое он испытал в доме Витале, это давление в груди, эта неподъемная тоска — все это он несомненно ощущал и раньше. Когда? На Береге Крови? В Долине Анграт? Или в Бледном Лабиринте? Или еще раньше, в позапрошлой жизни, от которой остались лишь имя да смутные воспоминания, тревожившие его во сне?

Он старался сосредоточиться, но применение дара, вынужденный голод и усталость сделали свое черное дело. С Йеспером случилось то, что не раз бывало и раньше, и порядком осложняло его жизнь. Он, как сам это называл, поплыл. Воспоминания юности начали смешиваться с недавними событиями, мысли ускользали и разбегались, словно испуганные мыши, и Йеспер даже не пытался их ловить, зная, что это бесполезно.

Это было уравнение с неизвестными, как в странной науке алгебре, которой его безуспешно пытались обучить. Ответ был где-то там в глубине этой заболоченной низины. Но как найти ответ, Варендаль не понимал.