ЭТО БЫЛ ОН.

Под кожей ползёт страх. Обволакивает внутренности, скручивает их в тугой узел. Прошибает тело потом. Выхожу из машины и направляюсь к подъезду. Набираю код по памяти. Я знаю его наизусть. Неоднократно был у Арса в новой квартире в отсутствие Вики. Поднимаюсь на лифте на нужный этаж и звоню в дверь. Она моментально распахивается. На пороге стоит перепуганная Вика.

— Влад? — изумляется, увидев меня. — А ты не знаешь, где Арс? Я не могу дозвониться...

Она растерянно замолкает. Глядит на меня. Не знаю, как я выгляжу. Должно быть, ужасно, раз Вика становится еще более напуганной. Она отступает на шаг назад. Бледнеет.

— Где Сеня? — в ее голос прорываются нотки паники.

А я просто смотрю на нее. Я не видел Вику больше года. Я запрещал себе думать о ней. Я выдергивал ее щипцами из своего сердца и своих мыслей. Я стирал ее из памяти с помощью других девушек. А сейчас просто смотрю на нее, красивую и нарядную по случаю годовщины свадьбы, и слова застряли в горле.

— Влааад, — зовет, почти переходя на крик. — Где Арсений? Что-то случилось?

— Арс разбился на мотоцикле, — вырывается сипло. Мой голос сорван, глотку словно кошки дерут.

Вика округляет глаза в ужасе. Отступает еще на пару шагов.

— Что? Как? — бормочет. — Где он? В больнице? Как он? К нему сейчас можно?

Ее глаза налились слезами, губы посинели. Я ненавижу себя за то, что должен сказать Вике. И я сам в это не верю. Но говорю:

— Арс погиб.

Глава 71. Наивысшая степень

Квартира родителей насквозь пропахла валерьянкой и корвалолом. Этот запах въелся в стены, въелся в нас. Папа отсчитывает очередные капли. Выпивает сам, затем снова капает лекарство в стаканчик и подносит мне. Отрицательно качаю головой.

Мама уложила меня к себе на колени и гладит по голове, пока я, не мигая, пялюсь в одну точку на стене. Сегодня были похороны. Сегодня мы простились с Арсением. Прошедшие три дня были кошмаром наяву. И сколько еще впереди этих кошмарных дней без моего мужа? Вся жизнь.

Я не верю. Меня не покидает ощущение, что все это дурной сон. Я жду, когда проснусь, но не просыпаюсь. Постоянно твержу себе, что Арсения больше нет. Он умер. Это навсегда. И осознавая действительность, выть раненым зверем хочется. Я не знаю, как дальше жить. Просто не представляю. Что ответить Кириллу, когда он спросит, где папа? От этой мысли по лицу струятся новые слезы. Я всхлипываю себе в кулак. Мама крепче меня обнимает.

Все три дня до похорон ребенок жил у няни. Пришлось попросить ее забрать Кирилла к себе, потому что никто из нас не мог за ним смотреть. На похоронах, естественно, сына не было. Час назад няня привезла Кирилла в квартиру к родителям. Я собрала в кулак всю свою волю и все свои силы, чтобы вести себя с ребенком, как обычно, и уложить его спать. А как быть завтра, я не знаю. И послезавтра. И через неделю. И через месяц. И через год. Потому что мне хочется рвать на себе волосы и лезть на стену. Но я не могу. Я должна быть сильной ради сына. Нашего с Арсением сына.

Дверь в квартиру тихо открывается и закрывается. Я знаю, кто пришел. Через минуту возни в прихожей в гостиной появляется Влад. Бросает на меня взгляд и подходит к моему папе. О чем-то тихо с ним переговаривается. Я не слышу слов, да и не пытаюсь разобрать их. Перемещаю взгляд с точки на стене на Соболева. Я никогда не видела его в таком ужасном состоянии. Наверное, Влад, как и я, не спал три дня. Еще на его лице видны синяки и ссадины, опухла губа, заплыл глаз.

У нас не было возможности поговорить с того мгновения, как он явился в нашу с Арсом квартиру и сообщил мне страшную весть. У меня началась истерика, и я плохо помню, что было дальше. Когда очнулась, дома уже были мои родители. А Соболева не было.

— Влад, — зову его тихим сиплым голосом. Они с папой замолкают и поворачиваются на меня. — Мы можем поговорить?

— Да, конечно.

Я поднимаюсь с маминых колен и сажусь на диване. От резкой смены положения закружилась голова, и мне требуется несколько секунд, чтобы подняться на ноги. Колени слабые, подкашиваются. Мама подскакивает следом, чтобы поддержать меня за локоть. Жестом даю ей понять, что могу сама.

— Давай выйдем на улицу.

— Да, конечно.

По лицам родителей вижу: им не нравится, что я куда-то собралась. Но так как иду с Владом, не возражают. Мы обуваемся в прихожей, молча вместе ждём лифт и так же молча едем вниз. Выйдя из подъезда, отходим к детской площадке. Она пустая, так как уже перевалило за одиннадцать вечера и стемнело. В груди нестерпимо ноет. Мне тяжело не то, что говорить, звук вымолвить. Но я хочу задать Владу вопросы.

— Расскажи мне, как все произошло. Откуда ты узнал первым, что Сеня разбился?

— При слове «разбился» мой голос надламывается, и я замолкаю. Силой воли стараюсь унять выступившие на глазах слезы. Я хочу конструктивно поговорить, а не портить все рыданиями.

— Я же рассказывал.

— Кому-то другому, но не мне.

Кивает.

— Мы были на дне рождения Бергера. Арс уехал раньше. Я после него. По дороге я увидел большое скопление людей и валяющийся в стороне мотоцикл Арса. Съехал на обочину, остановился, — замолкает на секунду. — Арс был уже мёртв, — тяжело сглатывает. — Он ехал без шлема, существенно превысил допустимый скоростной режим. Там ребенок на дорогу выбежал, Арс резко затормозил. Ребенок не пострадал, а Сеня...

Влад переводит дыхание. Слова даются ему так же тяжело, как мне.

— Почему Арс гнал на бешеной