нужно от принцев, а тут еще суровый светский этикет! Брать ценные подарки от мужчин — скандал на всю столицу! А «царевне» принять подношение посла — как понимают подобное? Что, если отказ аукнется скандалом на весь мир и всех поссорит?
Отец уже не раз в досаде поминал — не всякая встреча ей будет приятна, но имя приносит и бремя забот. Равноценно отвечать на дружелюбие принца-союзника — разве не прямой долг леди ее титула?
— Для вас и господина Карнелиса, — уточнил, улыбаясь, посол. — Его умение древесной магии Тассир не стал уважать меньше. Я пришлю подарок после торжества, но я вовсе не знаю ваш вкус. Помогите мне выбрать.
Почти незаметным движением головы он отправил секретаря исчезнуть сию же минуту. Знака затылком хватило: помощник быстро поклонился в спину и потянул обоих коней за собой.
Когда принц остался перед ней — смиренно ждущий, уже бросивший ради нее все дела! — что могла ответить участливая бывшая вязунья?
«Юлий Антониевич сильно рекомендовал тассирские ковры, — язвительно напомнила ей внутренняя Арис. — Такой поворот будет даже забавным.»
* * *
Лавка занимала цоколь каменного дома на респектабельной улице Кочек. Сразу под вывеской «Дорогой ковер для дорогих господ» начиналась широкая лестница вниз — вела покупателей в маленький зал, который Арис по привычке назвала «подклетом».
В отличие от множества известных ей подклетов, прохлада здесь была сухой. Свет из окна под потолком усилили чарованные лампы, и эту легкость дополняла чистота беленых стен. Резная деревянная панель украсила лишь левую от входа сторону, где приглашающе скучал чугунный круглый стол и длинная тахта с расшитыми подушками.
Обманув ожидания Арис, ковры не бросались в глаза: свернутые по примеру бревен, они покоились напротив той стены, а самые короткие — стояли трубочками рядом. Лишь два чарующих узорных полотна висели по бокам, соперничая за внимание входящих.
Селим в мягких туфлях шума не произвел, но каблучки сапожек Арис на всю лавку объявили нисхождение желанных «дорогих господ».
Ковер на дальней стене сейчас же собрался складками — из комнаты за ним, растягивая рот, елейно выплыл пожилой тассирец. Он учтиво пригнул седеющую голову, и вдруг заметил на перстнях Селима что-то, отчего, бледнея, подломился пополам.
Подобострастный лепет Арис не разобрала, но Селим ответил с таким смехом, что хозяин растерялся вовсе.
— И говори, чтобы царевна тебя понимала, — добавил принц уже по-ладийски.
Макушка хозяина стала еще ближе к плитам тесаного камня на полу.
— Буду, сиятельный.
Трепет еще раз напомнил вязунье: Селим, стрекочущий с нею на равных, для подданных — созвездие, сошедшее с небес.
— Кофе, — разрешил сиятельный. — После — показывай только лучшее.
Торговец выскользнул за полог раньше, чем Арис расправила юбку, устраиваясь на тахте. Принц осел по другую сторону стола в большом довольстве. От лавки ковровщика веяло домом, было приятно привести сюда кого-то (не важно, с какою целью) и дать вкусить этот особенный тассирский пряный дух.
Кофе возник перед ними на медном подносе, благоухая кардамоном тяжело, но умопомрачительно. Мода на горьковатый отвар достигла Итирсиса только в последние годы, и Арис еще негде было с ним знакомиться. В осторожном любопытстве она рассмотрела голубые узорные чашки и маленький кувшин о длинной ручке, представленный ей как «джезва».
Привычная сервировать себе и матушке, девица потянулась чуть вперед, но принц предостерег ее безмолвным жестом.
Под замершим взором он подобрал свой широкий рукав и ладонью повел над подносом — не то сам, не то каким-то из колец читая отзвуки известных чар и зелий. Успокоенный, маг улыбнулся и сам наполнил чашку Арис из джезвы.
Обычай проверять еду показался вязунье занятным: жизнь принцев при дворе была, похоже, лишена однообразия и скуки. С возросшей опаской она вдохнула аромат горячих специй и пригубила, понадеясь не обжечь язык.
— Вкусно, — озвучила девица неуверенный вердикт.
Национальную гордость посла немного тронула даже столь робкая оценка кофе, но куда напряженнее принц выжидал, чтобы дочь Флавия не отказалась его пить. Убедившись, что угощение принято, он сделал свой быстрый глоток и сказал:
— Ваш отец, кажется, имеет предубеждение к тассирскому кофе. Наверняка не разрешил бы разделить его со мной.
Арис была готова тотчас бросить чашку на пол, только это ничего уже не меняло. Теперь она — соучастница маленькой общей тайны, и едва ли рискнет говорить отцу об этой уютной встрече.
— О царевна! — вслух огорчился Селим на ее замешательство. — Теперь вы думаете, я хочу вас отравить. Посередине белого дня и при моем обществе!
— Нет, разумеется…
— Туманящих зелий в нем нет, вы ведь слышите?
Насколько могла определить вязунья, чары отсутствовали — но этого никак нельзя было сказать наверняка.
— Само собой, — сконфуженно ответила она. — Я не верю, что вы стали бы чем-то влиять на меня.
— Конечно же нет! — («Это было бы так заурядно!») — Разве я у вас что-то прошу? Напротив, даже предлагаю! — и принц обвел рукой ковровый склад.
Торговец принял его жест как дозволение начать — и полотно простерлось от их ног до самых «бревен».
Ковер был хорош. Синие, зеленые и красные штрихи на неотбеленной основе пестрели точно ярмарка зимой, но геометрия осталась безупречной. В отличие от снятий пробы с кофе, подобное изящество вязунья Арис не боялась оценить.
— Он прекрасен! — честно сказала она. — Как гармоничны линии фигур!
Лавочник расцвел и поклонился с чувством: хвалы от госпожи не только тешили купеческую гордость, но и разгладили чело взыскательного принца.
— Хорошо, — благосклонно кивнул Селим. — Еще!
Поверх первого шедевра расстелился новый — с вязью красных гранатов, инжира и лилий. Заметив движение рук, торговец быстро подобрал его за угол и протянул девице край — она коснулась полотна в невольном восхищении.
— Какая нить!
Ковер, наверное, стоил как дом. Шерсть горных коз была ценнее серебра — впрочем, разводят их как раз в Тассире.
— Госпожа знает материю, — подмаслил хозяин лавки. Заученная фраза предлагалась почти каждой пришлой даме, но в этот раз он не пытался лестью повлиять на цену.
Сиятельный и торговаться вряд ли станет.
Принц действительно сладко прищурился: кажется, ему опять попался маленький алмаз — царевна явственно питает слабость к пряже, и лавка точно послана ему с небес. Он позволил торговцу все более смело метать и хвалить один за другим покровы — кашемир! шелк! хлопок! — вызывая восторги Арис. На седьмом ковре вдруг невзначай заметил:
— О! Узнаю здесь руку Феодоры.
Ковровщику достало ума не переспрашивать, а очень-очень быстро закивать. Необходимость уточнить перелетела таким образом на даму. Слегка обретшая опору под ногами, она почти бездумно