class="p1">Каков произведения герой! Устал, пресыщен и непонят, зато высокороден и богат — сие ли не девичия мечта? Болтался по Срединному морю, жаловался лютне на гордое свое одиночество. И ладно бы расстался там с читателем — красиво, под ветрами на скале! — так нет, поэт пошел на поводу у мнений света и добавил еще песнь, где этот совершенно непригодный ни к педагогике, ни к управлению молодой бесстыдник становится ректором некой академии. На своем посту он занимается ничуть не вопросами образования, а исключительно препирается с одной языкастой и дурно воспитанной девицей. Само собой, его раздумья о жизни сметает как будто морскою бурей, он рычит, получает прозвание «Дракон», и все-таки, сраженный, падает к ее ногам. Свадьба, разумеется, красивая.
Казалось бы, господину Гарольди — какая в том печаль? Однако, он был главою Просветительского приказа, а заодно и Университета Ладии — паломничество к нему юных дев, открывших в себе тягу к знаниям, выходило уже за всякие рамки. Семидесятилетний ректор, дважды отец, четырежды дед, непомерно устал встречать их рвение, сменяемое раздражением от встречи с ним, весьма разнящимся от книжного «Дракона». Семь свободных искусств тут же теряли для этих барышень всякое очарование.
«Теперь заявляются парами? — обнаружил господин Гарольди. — И это еще в неприемный день!»
Колонный холл со статуями муз рябил от разномастных типажей — к учебе и преподаванию допускались представители любого пола и сословия. Рассадник вольнодумия не понуждал птенцов к единой форме мысли и одежды. Студенты чинно шли, поспешно шаркали и резво метались туда и сюда, сверяя час начала классов исключительно с собственной совестью. Близ центральной аудитории бездельник в потертом камзоле неспешно разъяснял двум аристократкам не самый краткий путь до кабинета ректора и даже рвался непременно юных странниц проводить.
Господин Гарольди не обнаружил и тени желания принять паломниц у себя — лучше огорчить их тут же и закрыть на том постылый ритуал. Нарочно весь поникнув, он приблизился к кружку тяжелою немолодой походкой.
— Не утруждайтесь, — проскрипел он барышням. — Сама судьба привела меня к вашим услугам.
Студент сейчас же вспомнил, что практика по риторике идет уже двадцать минут, и растворился по-барритски, не простившись.
Миг ректор по обычаю прождал, чтобы изящные натуры изменились в ликах и сочинили благовидный предлог для разворота — однако ж, те и не подумали.
— Какая удача! — с любезностью заверила одна из них, брюнетка с вострым носиком.
Седой муж был даже несколько польщен, но на случай тугоумия красавиц деликатно уточнил:
— Ректор это я. Коль скоро вы настроены учиться — комиссия по зачислению располагается в другом крыле.
— Нас нисколько не интересует обучение.
«Это хотя бы честно», — одобрил внутренний Гарольди, пока наружний с дряхлым пылом сокрушился:
— Экая досада!
Брюнетка глянула на ректора сердито — спектакль видела и не сумела оценить. Бровки леди свелись вместе и застыли, ладонь указала на спутницу-блондинку.
— Имею честь представить вам ее высочество Арис Терини, — сказала барышня с отточенной прохладцей. — Также дерзну назвать и себя, Лею Астер. Полагаю, вы угадаете, для чего мы осмелились вас потревожить?
Леди замолчала. Господин Гарольди тоже не вдруг произвел свой отклик, лишь через несколько обрывочных картин в его уме связались имя леди Астер и ее бумажное прошение.
— Ах, леди Астер! — воскликнул он совсем другим, поставленным голосом былого педагога. — Желаете сделаться моей коллегой и возглавить иное учебное заведение?
Этот новый сарказм Лее тоже не слишком понравился, но над волной ее эмоций пока преобладал покойный штиль.
— Цель моего прожекта вовсе не в том, чтобы обзаводиться должностями, господин Гарольди, — заметила она с неменьшей учительской строгостью. — Я действительно желаю передать часть навыков простым девицам.
— Вы верите, что сможете их удержать в узде?
— Если бы вы дали себе труд рассмотреть мою программу — то видели бы, какие крохи чар я собираюсь им обрисовать.
— И вы сумеете на том остановиться?
Ректор изучал магичку с некоторым прищуром. О дочери магистра Сальвадора он слышал разные суждения, но даже с тягой к черни та не виделась ему совсем лишенною амбиций.
— Я хорошо понимаю границы, — уверенно ответила она.
На это господин Гарольди только вздернул бровь.
Магичка потемнела в сей же миг — вот где хлебнет она последствия той бури, что поднял ее своевольный побег! Как избалованный герой барритской песни, Лея оставила родные берега без сожалений, и мнение салонных сплетниц ее мало тяготило. Чуть отрезвясь от романтического яда, она поладила с отцом и рассудила, что свет давно почел ее разумной леди. Внимание к ней капитана Юлия доказывало всем — дочь Сальвадора Астер еще вполне имеет репутацию! И лишь теперь яснее ясного открылось перед ней: чего хватает для замужества, того ей может не достать для дел серьезных.
— Я никогда не забывалась, — одернула она повисший в воздухе намек.
Господин Гарольди еще несколько мгновений одним взглядом изъявлял свою позицию, но прямо дерзкого поступка осуждать не стал.
— Ваш батюшка что судит о прожекте? — осведомился деликатно. — Он одобряет ваш педагогический порыв?
Почтенный Сальвадор еще пребывал в безвестии об этих планах. Магичка горделиво промолчала, не роняя себя до лжи, но невидимые волны ее гнева вспенились и втуне бились о невозмутимую скалу главы Приказа.
— Я ощутил бы более уверенности в вашем деле, когда бы господин Астер или иной достойный человек мог поручиться за прожект, имея на вас хоть сколько-то влияния, — продолжил он.
В одну секунду волны оказались подо льдом — Арис почти услышала, как от магички разбегается морозный треск.
— Вы хотели сказать — власти? — надменно уточнила та. — Я должна стать чьей-то послушной супругой?
Вековым ли скалам бояться сезонной прохлады! Таких невзгод они видали сотни.
— Упаси меня Бог давать советы юным леди, — улыбнулся в седые усы господин Гарольди. — Но пока вы полагаете возможным в столь опасные годы проживать одна при здравствующем батюшке, я не буду убежден, что ваша школа чар не выйдет вовсе из-под вашего — и нашего — контроля.
Теперь и леина бровь изогнулась вопросом.
— Ваш Университет является примером дисциплины? — обвела она очами суетливый холл.
Глава такую прозорливость оценил хитринкой.
— Студенты — самый вспыльчивый народ, подверженный любой заразе, — негромко согласился он. — Однако, здесь они как на ладони — болезни можно тотчас назначать куратора.
Чуть растопив свой лед, магичка попыталась покорить скалу иной дорогой.
— Разве многие государственные мужи не скроены из этих же материй? — вернула она тонкую улыбку. — Обучаясь в этих стенах — не совершали доблестных проступков?
— О, как вы правы леди Астер! — охотно подтвердил
