Через месяц тоска по бабушке Лере достигла апогея, и Илья просто и без лишних реверансов пригласил Валерию Ивановну погостить у нас. Соседка долго сомневалась, но ежедневные звонки по скайпу с причитаниями Аделаиды кого угодно сведут с ума. Прожив с нами несколько недель и тем самым снизив накал страстей, Валерия Ивановна засобиралась домой, а Аделаида в новый слезливый забег. Она даже по Владу не скучала, пару раз в месяц без интереса болтала с ним по видеосвязи, и на этом все. Бабушка Люба звонила четко по четвергам и о чем-то шепталась с Идой. Но бабушка Лера была святыней, которой надо возносить дары исключительно соплями и слезами. Смирившись с неизбежным, Ида согласилась на компромис: Валерия Ивановна снова прилетит к нам, как только закончит с делами в России. Аделаида завела календарь, где отсчитывала дни, недели, месяцы. А потом заикнулась, что через немного захочет обратно домой. Но потом, подумав, передумала и пошла клянчить у Ильи мороженое. Вот с ним дочь была на одной волне. Оба немного интроверты. И если Илья больше в особенности своей профессии, то Аделаида пока что не определилась и временами закрывалась у себя в спальне чисто из желания посмотреть мультики без шума, а в остальное время интроверт в ней спал крепким сном.

 Я была… счастлива.

 Немного сдавленным, как будто украденным счастьем, потому что наконец-то поняла, каково это — быть с мужчиной, за мужчиной и с поддержкой мужчины. Илья оказался из той породы старомодных джентльменов, которые мало говорят, но много делают.

 А в феврале у меня приключилась депрессия. Я ушла в отпуск на работе и целыми днями лежала в постели. Мне было физически больно вставать с кровати и морально тяжело разговаривать. Я зачем-то много плакала, проверяя на прочность терпение Ильи, и смотрела так же много мелодрам, нервируя уже Аделаиду, у которой новые серии мультфильмов из-за этого задерживались. Я давилась безвкусной клубникой, голубикой, чтобы прилететь в марте в Россию глубоко беременной.

 Ну как глубоко… Не очень. Всего шесть недель. За которые я так и не нашла времени сказать об этом Илье. Хотя я и сама это поняла почти перед отлетом, а там сборы, паспорта, знакомство с родителями.

 В одном из загородных ресторанов был столик у самого окна, с которого открывался вид на реку. В марте ещё покрытую льдом и припорошенную снегом. Я ерзала по стулу, сжимая под столом тест на беременность с двумя полосками. Илья подпирал запястьями подбородок и тоже смотрел в окно, словно боясь начать разговор первым. Потом он посмотрел на меня и протянул задумчиво:

 — Может быть, уже скажешь? — его пальцы придвинули ко мне чёрный глянцевый футляр с золотой вязью по бокам. Я вытащила из-под стола свой «футляр», перевязанный атласной лентой, и так же многозначительно придвинула к Илье. Наши глаза встретились. Мои — счастливые до невозможности, и его — растерянные, с плохо скрытыми искрами надежды.

 — Скажу, ты скоро станешь папой, — прошептала я.

 Илья вышел из-за стола и встал на колени возле меня. Я впервые видела зелень абсента, поддёрнутую хрустальной дымкой воды.

 — Я тебя безумно люблю, — хрипловатым голосом сказал Илья. Я наклонилась к нему и поцеловала так искренне, как только может это сделать любящая женщина.

 — А я — тебя… — призналась я наконец-то.

 Конец книги.