дыхание на своей коже. Моё сердце колотится так громко, что он наверняка слышит. Между ног пульсирует влажное тепло, и я надеюсь, что он не замечает, как часто я дышу.
— Как? — шепчу я.
Вместо ответа он наклоняется ко мне. Его губы почти касаются моих, и я чувствую, как моё тело предательски отзывается на близость.
Дыхание сбивается, кожа горит, внизу живота всё сжимается и пульсирует от нестерпимого желания. Я вижу, как напрягается его челюсть от внутренней борьбы.
— Камран… — срывается с моих губ.
Он замирает, услышав своё имя. А потом резко отстраняется, словно очнувшись от наваждения.
— Чёрт, — выдыхает он, проводя рукой по волосам.
Я стою у стены, дрожу всем телом. От страха? От возбуждения? Не понимаю.
— Что… что сейчас было? — шепчу я.
Он поворачивается ко мне спиной, опирается руками о стол.
— Херня, — говорит он жёстко. — Чёртова ошибка. Убирайся в свою комнату, — приказывает он.
— Но…Я хочу есть!
— Немедленно!
Выбегаю из столовой, чувствуя как щеки разрывает от прилива крови.
Камран
Я стою в столовой, смотрю на закрывшуюся за ней дверь и понимаю — я облажался. Серьёзно облажался. Эрекция до сих пор не спадает, джинсы натянуты до боли. Стоит закрыть глаза, как я снова вижу её лицо, чувствую запах её кожи, слышу то, как она произнесла моё имя.
Что, чёрт возьми, на меня нашло? Почему я не просто наказал её за дерзость, а… почти поцеловал? Мой член до сих пор напряжён. Стоит только вспомнить, как она смотрела на меня снизу вверх, как её грудь поднималась и опускалась под футболкой, как пахла её кожа…Как торчали маленькие соки. Бляяяядь. Зачем я туда посмотрел. У нее грудь нереально красивая. Упругая, молодая, нежная. Без силикона. Сука, твою мать. Это ж девочка совсем, Камран, у тебя крыша поехала?
Она ребёнок. Моя подопечная. Дочь моей покойной жены.
Но когда она стояла у стены, смотрела на меня своими зелёными глазами, дышала часто и прерывисто… когда произнесла моё имя этим хриплым шёпотом, я едва не потерял рассудок. Хотел прижать её к стене всем телом, почувствовать каждый изгиб, каждую линию. Хотел услышать, как она застонет…
Чёрт. Чёрт. ЧЁРТ.
Стягиваю испачканную рубашку, бросаю в корзину. Иду в душ, включаю холодную воду. Но это не помогает. В голове крутится одно: её губы в нескольких миллиметрах от моих, её дыхание на моей коже, то, как она сказала моё имя.
Арина.
Восемнадцать лет. Светловолосая. Красивая. И совершенно запретная.
Но мой организм, похоже, не понимает слова "запретная".
Глава 4
Арина
Кошмары приходят в третью ночь после моего побега.
Но не те кошмары, которых я ожидала. Не о смерти, не о страхе. А о нём. О Камране Байрамове и том, как он смотрел на меня.
Я просыпаюсь с криком, вся в поту. Во сне он снова прижимал меня к стене, смотрел на мои губы тем голодным взглядом. И между нами было что-то электрическое, опасное, запретное.
Сижу в кровати, тяжело дышу и понимаю — я схожу с ума. Три дня он меня игнорирует. Три дня холодного безразличия, словно того момента с кофе не было.
И это бесит меня больше, чем его равнодушие в первые дни. Тюремщик, убийца, ублюдок. Что у него было с моей мамой? Он свел ее с ума так же быстро как и меня? увидела и все. И убить хочется и род ним оказаться. А еще…
Потому что теперь я знаю — под этой маской безразличия скрывается что-то другое. Что-то, что заставляет его избегать меня.
Стук в дверь. Тихий, осторожный.
— Арина? — голос Камрана за дверью.
Значит, он всё-таки слышал мой крик. Интересно.
— Входите, — говорю я, стараясь звучать сонно.
Дверь открывается, и он входит. На нём только тёмные спортивные штаны, торс голый. В приглушённом свете луны я вижу рельефные мышцы груди, шрамы на плечах. Грубоватые, но такие идеально красивые кавказские черты ещё более резкие в полумраке.
Красивый мужчина. Опасно красивый.
— Что случилось? — спрашивает он, останавливаясь у двери.
— Дурной сон, — отвечаю я, потягиваясь.
Ночная рубашка задирается, обнажая бёдра. Вижу, как его взгляд на секунду задерживается на моих ногах, а потом резко в сторону.
— О чём был сон?
— О похоронах, — лгу я. — О том, что все ушли, а я осталась одна. У могилы…
Он кивает, принимая объяснение. Но не уходит.
— Хочешь воды?
— Не хочу воды, — отвечаю я, встав с кровати.
Подхожу к нему, босыми ногами по холодному полу. Останавливаюсь близко, но не вплотную. Просто смотрю на него снизу вверх.
— Хочу, чтобы вы остались.
— Зачем?
— Боюсь, что кошмар вернётся. Раньше бабушка со мной оставалась.
Это правда. Только кошмар не о похоронах.
— Арина…
— Что?
— Я не няня. И не твоя бабушка.
— Знаю. Вы мужчина, который убивает людей.
Что-то меняется в его лице. Становится жёстче.
— И тебя это не пугает?
— Должно?
— Нормальную девочку — да.
— А я ненормальная!
Он смотрит на меня долго, изучающе. Вблизи его глаза настолько красивые, что дух захватывает. Золотистые крапинки, длинные ресницы. Большие, бархатные, обжигающие. В них столько обещания омута срасти, греха, темноты.
— Не знаю. Что ты вообще за человек?
— А вам интересно?
— На хрена мне это? Хотя, было б неплохо понять, что творится в твоей голове.
Я улыбаюсь. Впервые за три дня он проявляет ко мне хоть какой-то интерес.
— Я девочка, которая выросла без родителей. Которая привыкла рассчитывать только на себя. Которая не боится сильных мужчин.
— Должна бояться.
— Почему?
— Потому что сильные мужчины ломают маленьких девочек.
— А если маленькая девочка не такая уж маленькая?
Он усмехается, но без тепла.
— Тебе восемнадцать. Ты ребёнок.
— В восемнадцать ваши горянки уже троих детей рожают.
— Мои горянки знают своё место.
— А я не знаю?
— Ты даже не представляешь, где находишься. Не то, что не знаешь своего места. Но я тебе его покажу.
Он поворачивается, собирается уйти. И я понимаю — сейчас или никогда.
— Камран, — окликаю я.
Мы как будто оба вздрагиваем от звука его имени. Камран…как красиво оно звучит в темноте и в тишине.
— Что?
— Вы смотрели на меня…когда я пролила коые наклонились ко мне. Что вы хотели сделать?
Он останавливается. Медленно поворачивается ко мне.
— Не твоё дело.
— Хочу знать.
— Зачем?
— Интересно…это ведь меня касается!
Слова вырываются сами собой. Честные, незащищённые.
Камран смотрит на меня, и что-то меняется в его глазах. Становится темнее.
— Арина…
— Что?
— Тебя не касается ни одна моя мысль, уж поверь мне!
— Знаю. Знаю, что