за ветку. Дерево скрипит под моим весом, но держит. Медленно, осторожно спускаюсь вниз, цепляясь за ветки и сучья.
Ветка под ногой с треском ломается, и я падаю последние два метра. Больно ударяюсь коленом о землю, но кости целы.
Встаю, отряхиваюсь. Оглядываюсь по сторонам — вроде никто не видел.
Бегу к забору, ищу место, где можно перелезть. Три метра высотой, колючая проволока сверху, но я найду способ. Должна найти.
В дальнем углу сада забор чуть ниже — здесь его подмыло дождями. Подтаскиваю садовую скамейку, взбираюсь на неё. Осторожно перекидываю через колючую проволоку куртку, чтобы не порезаться.
Перелезаю. Куртка цепляется за проволоку, рвётся, но я на свободе.
Свобода пахнет весенним воздухом и возможностями. Пахнет жизнью без правил и запретов.
Бегу по просёлочной дороге к трассе. До автовокзала километров пятнадцать, но я доберусь. Поймаю попутку или пройду пешком.
Главное — подальше от него. Подальше от его холодных глаз и презрительного тона. Подальше от собственных глупых фантазий о том, что между нами может что-то быть.
Через полчаса добираюсь до трассы. Встаю у обочины, голосую проезжающим машинам. Первые две проезжают мимо, третья — грузовик — тормозит.
— Куда едешь, красавица? — спрашивает водитель, мужчина лет пятидесяти с похотливым взглядом.
— В город, — отвечаю я.
— Садись. За компанию довезу.
Что-то в его тоне мне не нравится, но выбора нет. Сажусь в кабину, стараюсь сесть ближе к двери.
Грузовик трогается с места. Водитель то и дело бросает на меня взгляды, облизывает губы.
— Молоденькая какая, — говорит он, кладя руку мне на колено. — Сколько лет-то?
— Уберите руку, — холодно говорю я.
— Не капризничай. За проезд надо расплачиваться.
Его рука скользит выше, к бедру. Я отталкиваю её, но он хватает мою руку, сжимает больно.
— Не дури, девочка. Ещё понравится.
Паника накрывает меня волной. Я рвусь к двери, но грузовик едет по трассе на скорости, выпрыгнуть — значит разбиться.
— Отпустите меня! — кричу я.
— Куда торопишься? Найдём тихое местечко, проведём время…
И тут сзади раздаётся рёв мотора. В зеркале вижу чёрный внедорожник, который несётся по трассе на бешеной скорости.
Сердце замирает. Я знаю эту машину.
Камран.
Внедорожник подрезает грузовик, заставляя водителя резко тормозить. Грузовик останавливается на обочине.
Из внедорожника выходит Камран. Лицо каменное, глаза горят такой яростью, что я невольно сжимаюсь в кресле.
Он подходит к кабине грузовика, открывает дверь со стороны водителя.
— Выходи, — говорит он тихо.
— Слушай, мужик, мы тут…
— Выходи, — повторяет Камран, и в его голосе звучит такая угроза, что водитель бледнеет.
Водитель выбирается из кабины. Камран хватает его за грудки, прижимает к боку грузовика.
— Ты её трогал? — спрашивает он.
— Нет, я просто…
— Ты её трогал?
— Да не трогал я никого!
Камран смотрит на меня.
— Он тебя трогал?
— Да, — шепчу я.
Лицо Камрана становится ещё жёстче. Он разворачивается к водителю, бьёт его кулаком в лицо. Мужчина падает, кровь течёт из носа.
— Следующий раз, когда решишь приставать к девочкам, подумай дважды, — говорит Камран холодно.
Поворачивается ко мне.
— Выходи.
Выбираюсь из кабины на дрожащих ногах. Камран хватает меня за запястье, тащит к своей машине.
— Садись, — приказывает он, открывая дверь.
— Камран, я…
— Садись!
Его крик заставляет меня вздрогнуть. Сажусь в машину, пристёгиваюсь дрожащими руками.
Камран садится за руль, заводит двигатель. Его лицо как маска, но я вижу, как играют мышцы на его челюсти.
Мы едем в молчании. Воздух в машине густой, тяжёлый. Я боюсь пошевелиться, боюсь дышать.
— Почему? — наконец спрашивает он.
— Что почему?
— Почему сбежала?
— Потому что не могу больше там жить.
— Не можешь жить в доме с едой, тёплой постелью и крышей над головой?
— Не могу жить в клетке.
— Это не клетка. Это безопасность.
— Для кого безопасность? Для меня или для вас?
Он резко поворачивается ко мне.
— Что ты имеешь в виду?
— Вы боитесь того, что чувствуете ко мне. Поэтому держите меня взаперти.
— Я ничего к тебе не чувствую.
— Лжёте.
— Не лгу.
— Тогда почему так быстро меня нашли? Почему бросили все дела и помчались искать?
Он молчит, сжав руль до белых костяшек.
— Потому что дал слово твоей матери, — наконец говорит он.
— Только поэтому?
— Только поэтому.
Но я не верю ему. Видела, как он смотрел на водителя грузовика. Видела ярость в его глазах, когда понял, что меня трогал чужой мужчина.
Это была не ярость опекуна. Это была ярость самца, защищающего свою самку.
Подъезжаем к дому. Ворота открываются, мы въезжаем во двор.
— Выходи, — приказывает Камран.
Выхожу из машины. Он идёт рядом со мной к дому, и я чувствую исходящую от него ярость.
У крыльца он останавливается.
— Арина.
— Что?
— Ты никуда не денешься.
В его голосе звучит обещание. Не угроза — обещание.
— Что вы имеете в виду?
— Имею в виду, что в следующий раз, когда попытаешься сбежать, я найду тебя. И привезу обратно. Сколько бы попыток ты ни предпринимала.
— А если не захочу возвращаться?
Он подходит ко мне вплотную, хватает за запястья. Сжимает сильно, больно.
— Захочешь, — говорит он тихо. — Потому что альтернатива хуже.
— Какая альтернатива?
— Узнаешь, если попытаешься сбежать ещё раз.
Отпускает мои запястья. На коже остаются красные отметины от его пальцев.
— Иди в свою комнату, — приказывает он. — И больше не выходи без разрешения.
— А если выйду?
— Не выйдешь.
— Почему вы так уверены?
Он усмехается, но в этой улыбке нет тепла.
— Потому что завтра поставлю решётки на окна.
Глава 6
Есть моменты в жизни мужчины, когда он понимает — судьба играет с ним в злую игру. Подкидывает искушение, от которого невозможно отказаться, а потом смеётся, наблюдая, как он горит в аду собственных желаний. И я сломался…Просто сломался прямо сегодня! Крышу снесло на хрен!
Вчерашний побег маленькой сучки стал последней каплей.
Я проснулся в пять утра с одной мыслью, которая долбила виски, как кувалда по наковальне: этой девчонке нужен урок. Жёсткий, болезненный урок, который навсегда отобьёт у неё желание играть со мной в кошки-мышки.
Потому что я больше не могу. Не могу смотреть на неё за завтраком и думать о том, какой вкус у её кожи. Не могу слышать её голос и представлять, как она будет стонать моё имя. Не могу существовать в одном доме с этой светловолосой чертовкой, которая сводит меня с ума одним взглядом зелёных глаз.
Восемнадцать лет. Дочь моей покойной жены. Девчонка, которая должна быть мне как… как что? Как дочь? Как младшая сестра?
Хуйня. Полная хуйня.
Я встаю с кровати,