— Ты хочешь, чтобы я сшила для тебя платье? — на всякий случай уточнила Рада. Но мысленно она уже «увидела» этот наряд. И получалось очень даже мило. Классно получалось.

— Я заплачу! Честно-причестно! — кивала Стася.

— Вот этого не нужно, — покачала головой Радмила. — Давай снимем мерки. Раз с фасоном мы решили. Но учти, у меня еще сессия не закрыта. Потому готовое платье увидишь через недельку, если не больше.

— Идет! У брата как раз день рождения. Сражу всех гостей наповал, — захлопала в ладоши девочка.

— Главное, не насмерть. Нынче сложно спрятать трупы, — рассмеялась Рада.

— Пф! Мой брат и не такое сможет. Он у меня, знаешь, какой! Ух! — похвасталась девочка.

Рада даже не сомневалась. Справляться с таким активным ребенком — это нужно уметь. А как Стася уже успела рассказать Радмиле, ее родители погибли в автокатастрофе пять лет назад. И старший брат сам воспитывал ее.

Признаться, Рада заочно уже начала уважать мужчину. В ее глазах он стал для нее героем, ведь Стася рассказывала о брате с обожанием и любовью. Этого не скрыть. Было ясно, что между братом и сестрой доверительные отношения.

Рада сняла с девочки мерки, обменялась со Стасей номерами телефонов.

— Ой, мне уже пора бежать, — с грустью вздохнула девочка. — А можно я буду иногда приходить к тебе? У тебя здесь классно.

— Конечно, — кивнула Радмила и проводила гостью до дверей.

Знакомство с девочкой заставило Раду задуматься о собственной семье. Грустно стало, ведь Филатова осознавала, насколько сложные у нее взаимоотношения с родными. Но родные у нее есть, живы и, слава богу, здоровы.

Радмила вздохнула и взяла телефон в руки. Набрала номер телефона мамы.

Разговор был недолгим, да и не особо содержательным.

— Я поговорю с отцом, детка, — пообещала мама на прощание.

— Спасибо, — поблагодарила девушка.

Что ж, было бы неплохо, если бы отец сменил гнев на милость, не осуществил свою угрозу насчет мастерской. А Рада, в свою очередь, постарается не завалить экзамен.

***

У Тихоновского день был отвратительным. Ни минуты покоя. Мужчина окопался в собственных делах. И университет никак не вписывался в его планы.

Однако отказать профессору Влас не мог. Игнат Игнатович, близкий друг покойного отца, многое сделал для карьеры молодого перспективного адвоката. И вот наступил черед отдавать долг.

К тому же, что уж скрывать, а подработка в университете Власа слегка взбодрила. Разнообразила адвокатскую рутину.

Тихоновский, докурив, выбросил сигарету в урну на парковке. В окнах квартиры, где жил Влас с младшей сестренкой, горел свет. Настасья уже дома. Марфа Васильевна прислала сообщение с подробным рассказом о том, что ела девочка на обед и на ужин.

Влас прихватил рабочий портфель из багажника, документы, пальто, и пошел домой. Квартира прежде принадлежала родителям. Влас сделал здесь ремонт, сам перебрался в большую спальню, которая прежде принадлежала отцу и маме. Настасье досталась бывшая его, Власа. Третью спальню строители объединили с лоджией, а дизайнер превратил все это пространство в рабочий кабинет.

В гостиной и кухонной зоне ничего не изменилось. И здесь многие вещи остались так, как были при жизни родителей.

Возможно, Влас поступал неправильно. Но он хотел, чтобы сестренка помнила маму и папу. Влас не пытался заменить ей родителей, роль старшего брата его вполне устраивала. Однако мужчина переживал, что в возрасте Настасьи у него было куча друзей. А у сестры очень узкий круг доверенных лиц. Подруг и вовсе почти нет.

Открыв дверь своим ключом, Тихоновский невольно улыбнулся. Свет горел на кухне, в гостиной и в комнате сестры. И оттуда были слышны звуки работающего телевизора.

Первым делом, сбросив обувь, Влас пошел к сестре. Настю он видел в последний раз вчера вечером, потому что рано умчался в офис, когда девочка еще спала.

— Привет, — поздоровался Влас.

Мужчина остановился в дверях, не перешагивая порога. Удивленно вскинул брови.

По всему полу были разбросаны смятые листки бумаги. Сестренка рисовала, и у нее что-то никак не получалось. И, кажется, Настасья начинала злиться.

Сестра, сидя в центре кровати, торопливо наносила короткие штрихи на белоснежный лист бумаги. Руки у девочки, как и щеки, и кончик носа, были испачканы черным.

— О, вот, смотри! — радостно подскочила Настена с постели и подлетела к Власу. — Вот! Наконец-то! Нравится?

Влас внимательно взглянул на набросок. Портрет молодой девушки требовал доработки. Это всего лишь эскиз, но очень красивый.

И девушка, почему-то, казалась Власу знакомой.

— Очень, — кивнул Тихоновский и, вынув платок из кармана брюк, принялся стирать черные пятна с лица Настены. — Как день прошел? Где была? Чем занималась?

***

— Ты даже не представляешь, какая она классная! И очень, просто очень красивая! — выражала свое восхищение сестренка.

Влас усмехнулся. У Настасьи все, кто чуть краше обезьяны, красивые. Потому не торопился верить словам сестры.

Хотя девушка, что смотрела на него с рисунка Насти, была действительно хорошенькой.

— Уверен, что ты у меня гораздо красивее, — подмигнул Влас сестре и поднялся из-за стола.

Поздние ужины его доконают даже быстрее, чем сигареты. Но отказаться ни от первого, ни от второго Влас не мог. На работе он всегда задерживался допоздна, и в силу пищевых аллергий и непереносимости некоторых продуктов, предпочитал ужинать дома. А вот с сигаретами все сложнее. Был уверен, как и любой другой заядлый курильщик, что сможет бросить в любой момент. Но не сейчас. Когда-нибудь, в перспективе.

— Я вас обязательно познакомлю, — пообещала Настасья.

— Вот хоть ты не начинай! — возмутился Тихоновский. — Мне хватает Марфы Васильевны и ее претенденток.

— Кстати, баба Маша говорила, что к ней завтра приезжает племянница, — рассмеялась сестра.

— Это которая?

— Говорит, мы с ней пока не знакомы. Но утверждает, что как только ты ее увидишь, влюбишься без памяти, — начала кривляться девочка.

Влас рассмеялся, глядя на сестру. Настена очень похоже подражала мимике и жестам пожилой соседки. Было смешно, словом.

— Сколько их было, этих племянниц, — посмеивался Влас.