можно сказать, огромные. Хоть танцы устраивай!
— Замечательно. Мефодий Ильич! Как раз то, что нужно. Мы с удовольствием у вас поселимся.
— Э… Мы?
— Так я же вам говорил, что меня жилья лишили вместе с моим другом. Так что мы с ним вместе ищем пристанище.
— С другом?
— Григорием Зубовым. Да вы не волнуйтесь! Он замечательный человек. Гусар. Поручик.
Мефодий Ильич закашлялся.
— Красавец-мужчина, — продолжал я, — с самыми обходительными манерами. Всё общество от него в восторге. Неженатый, как и я.
— Мишенька, так вам же неудобно вдвоём будет!
— Ну, почему же, там же две комнаты. Я человек не привередливый, а Григорий военный.
— Комнатки-то маленькие совсем, — Мефодий Ильич засуетился. — Да и кровать одна, другая уже не влезет. Может, твоему другу что-то другое подыскать? Я могу знакомых поспрашивать, может, что и найдётся.
— Так это время уйдёт, да ещё и не один день. А друга бросать в беде — совсем нехорошо будет. Может, всё-таки мы попробуем у вас поселиться? Много ли нам надо?
— Знаешь, Миша, мне кажется, я немного ошибся. Сейчас вспоминаю эти комнаты и точно вижу — тебе и одному там тесновато будет. Да и ремонт там давно не делался. Точно! Там же обои отошли и рама в окне рассохлась, сквозняки гуляют страшные. Нет, я чувствую, что не могу поселить тебя в таких ужасных условиях и тесноте! И перед другом твоим будет неудобно.
— Какая жалость, Мефодий Ильич, а я уж было настроился.
Мефодий Ильич горестно вздохнул и развёл руками.
— Что же мне делать-то? — пришла моя очередь вздыхать. — Вечером, после службы, мы жильё никак не успеем найти.
— Ой, глупости какие! Иди прямо сейчас и спокойно занимайся житейским устройством.
— А как же Сильвестр Аполлонович? Если он узнает, что я не был на службе…
— Даже не беспокойся! — Мефодий Ильич похлопал меня по плечу. — Сильвестр Аполлонович до послезавтра на службе не появится, дела у него семейные. Так что спокойно можешь эти два дня решать свою проблему. А я скажу, что ты здесь был и жалобами занимался, и Косте накажу, чтобы также говорил. Мы же коллеги, должны помогать друг другу. Сегодня я тебя выручил, а завтра ты меня.
— Спасибо вам, Мефодий Ильич!
Я многословно его отблагодарил и быстренько сбежал, пока он не стал в качестве благодарности требовать снова прийти к нему в гости.
* * *
— Ну что, — я запрыгнул в пролётку и уселся рядом с Зубовым, — поехали искать нам квартиру.
— А чего искать-то? — Зубов радостно хлопнул себя по колену. — Я пока тут сидел, вспомнил про Шешовского. К нему поедем!
— Про кого?
— Знакомый мой, подпоручик Шешовский. Настоящий гусар, отчаянный рубака и широкой души человек. Отец у него промышленник не из последних, вот и купил ему в Туле дом, чтобы тот по съёмным квартирам не мучался. Там места — о! — Зубов развёл руками в стороны, показывая размер дома. — Мы временно у него поселимся, он не откажет. И спокойно найдём нам нормальную квартиру.
— Не думаю, что это хорошая идея — стеснять твоего знакомого.
— Ой, не говори ерунды! — отмахнулся Зубов. — Он обожает гостей и всегда рад помочь знакомым. А ты человек интересный, ему будет приятно пообщаться. Поверь, он будет счастлив, что мы у него поселимся. Ей, извозчик! Поехали уже!
Впрочем, далеко ехать не пришлось — домик, а вернее, небольшой особняк, Шешовского находился почти в центре города. И подошёл бы больше какому-нибудь генералу, а не «обычному» подпоручику.
— Гриша! Как я рад тебя видеть!
Хозяин дома встретил нас в жёлтом шёлковом халате, тапочках с загнутыми носами и красной феске на голове. Не слишком высокий, полноватый, с добродушным круглым лицом. Выглядел он словно барин-сибарит, весь день предающийся отдыху и не слишком активным развлечениям. Но, по словам Зубова, он преображался в седле, показывая чудеса храбрости и виртуозно владея саблей. И десяток наглецов, недооценивших этого «увальня», отправились с дуэлей кто к хирургу, а кто и прямиком в могилу.
— Здравствуй, Пётр! — Зубов обнялся с подпоручиком. — Разреши представить моего друга, Мишу Скуратова. Наш человек, хоть и служит по гражданскому ведомству.
Я обменялся с Шешовским рукопожатиями.
— Друзья Гриши — мои друзья, — тут же заявил он мне. — На «ты», хорошо? Не люблю официальную мишуру и выканье.
И тут же потянул нас за стол, где он обедал в компании нескольких молодых военных. Зубов, голодный после Дюдюкинской овсянки, жадно набросился на еду. Но от шампанского категорически отказался, сославшись на запрет врача.
Шешовский выслушал нашу историю с выселением и всплеснул руками.
— Зачем вам что-то искать? Живите у меня! Здесь столько комнат, что слона потерять можно.
Так мы и сделали.
* * *
Ближе к вечеру особняк наполнился гомоном и весёлым шумом. Солнце ещё не зашло, а к Шешовскому начали съезжаться друзья, знакомые и знакомые знакомых. Несколько десятков человек, желающих развлечься и хорошо провести время. Нас эта вечеринка тоже не обошла мимо — Шешовский не мог допустить, чтобы кто-то в его доме пропускал веселье и сидел в одиночестве.
Зубов, которому пьющие вокруг люди доставляли едва ли не физическое страдание, не выдержал дольше часа.
— Не могу больше, — шепнул он мне. — Ещё чуть-чуть — и не выдержу. Хоть каплю выпью и точно уйду в загул. А мне в столицу хочется! Мишань, придётся тебе за двоих отдуваться.
Сказав Шешовскому, что приболел, он сбежал к себе в комнату. А я остался в обществе весёлой компании кутил.
«Ты чего рожу такую кислую сделал? — проснулся Захребетник и с интересом стал осматриваться вокруг. — Самое же веселье началось».
«Вот кому нравится, тот пусть и веселится. А мне эта компания не очень по душе».
«Да ты просто сноб, — фыркнул он, — и не умеешь радоваться жизни. Ну, тогда извини, отдыхать буду я».
Он перехватил управление и стал вливаться в общество.
Скажу честно, воспоминания этого вечера слиплись у меня в один цветной ком. В котором хлопали пробки из бутылок с шампанским, разудалые голоса орали песни, звенели фужеры и бухали выстрелы. Нет, я вовсе не против развлечений, и когда учился в университете, никогда не пропускал студенческие пирушки. Но Шешовский вечер уделывал их одной левой. Кажется, ближе