— А за оставшиеся оплаченные дни?

— Вы сами решили съехать. Возврат внесённых средств в этом случае не предусмотрен.

— Сами, значит? То есть это не вы только что говорили, что не желаете нас здесь видеть? — Я переглянулся с Зубовыми и улыбнулся. — В таком случае, мы можем и остаться, правда, Григорий?

— Конечно, Михаил, я как раз подумывал начать брать уроки вокала. А то некоторые говорят, что я пою плохо. — Он выразительно посмотрел на Дюдюкину. — Вот и начну практиковаться.

Берёшь чужие, а отдаёшь свои — похоже, Дюдюкина именно так и думала. Так что она ещё четверть часа упиралась, не желая возвращать нам деньги. Но вдвоём мы её дожали и вытрясли всё до копейки. Не из жадности, а, скорее, из принципа, чтобы тётка не думала, что нас можно облапошить. А затем вежливо попрощались и пошли собирать вещи.

Уже покидая доходный дом с саквояжем в руках, я столкнулся в коридоре с Аглаей. Девушка окинула меня ледяным взглядом, вскинула голову и, не сказав ни слова, прошла мимо.

«Она в любом случае тебе не пара, — флегматично заметил Захребетник. — Невесту я тебе подберу из влиятельной семьи с хорошим приданым».

— Вот только в личную жизнь не лезь, пожалуйста. Тебя она совершенно не касается.

«Ошибаешься, — без тени усмешки ответил Захребетник. — Удачная женитьба необходима для твоей карьеры. А она, если ты помнишь, часть нашей сделки. Но я, так и быть, дам тебе выбрать из нескольких кандидаток».

— Может, всё-таки стоит отдать тебя Гробовщику? Будешь ему нудить и заставлять жениться.

Захребетник засмеялся в голос.

«Смирись, Миша. Никуда я не уйду, даже не надейся. Кстати, а где будем искать новое жильё?»

Глава 22

Двое в пролетке не считая саквояжа

Зубов догнал меня уже на выходе из доходного дома. С двумя огромными саквояжами в руках, саблей на поясе и гусарским кивером на голове, он представлял собой устрашающее зрелище. Его рыжие усы топорщились, а в глазах полыхала решимость.

— Вот ведь стервь! Песни ей мои не нравятся. Если бы не была женщиной — вызвал на дуэль и застрелил без жалости. Поехали, Мишань. Найдём себе что-нибудь получше этого клоповника.

Он огляделся по сторонам и гаркнул со всей мочи:

— Извозчик!

Шагах в трёхстах от нас действительно стояла пролётка с дремлющим на облучке мужичком. От крика Зубова он дёрнулся, едва не сверзившись на землю, и замотал головой по сторонам.

— Извозчик! Сюда езжай!

Тот наконец-то увидел Зубова, щёлкнул поводьями и направил экипаж к нам. Места для двоих там было достаточно, но вот саквояжи пришлось ставить в ногах один на другой.

— Значит, так, — щёлкнул Зубов пальцами. — Сейчас едем…

— Мне нужно в управление, — перебил я его. — Службу я прогуливать не могу, знаешь ли. Но есть шанс, что смогу договориться и взять отгул.

— Добро. Куда ехать-то?

— На Остроженскую.

Пока мы ехали к управлению, Зубов успел остыть, и в какой-то момент на его лице появилось досадливое выражение.

— Как-то нехорошо получилось. Зря я, наверное, так кипятился. Надо было хоть пару дней из Дюдюкиной выбить, чтобы новое жильё найти.

— Думаешь, на улице придётся ночевать?

— Да нет, — махнул он рукой. — В гостинице можно перекантоваться. Но в дешёвой, сам понимаешь, какие условия. А на приличную, — Зубов поморщился, — мой карман не рассчитан. Я как-то забыл, что жалованье ещё не скоро.

— Жалеешь, что за меня вступился?

— Я⁈ Да ни в коем разе!

— Тогда и не кисни попусту. Гостиницу я оплачу, если не получится быстро найти комнаты под съём.

— Нет! Гусары денег не берут!

— Ты же сам говорил, что я твой друг. Так что прекращай ломать комедию. Сейчас отпрошусь на службе, и поедем искать жильё.

Пролётка как раз доехала до места и остановилась возле управления. Оставив Зубова скучать в одиночестве, я поспешил внутрь.

— Доброго утречка, Михаил Дмитриевич!

На ходу я кивнул швейцару Матвеичу и двинулся прямиком к нашему кабинету.

— О, Миша! — Мефодий Ильич был уже на месте и возился с чайником, готовясь к традиционному утреннему чаепитию. — Сегодня я первый, хе-хе. Неужели проспал, а?

— Ох, Мефодий Ильич, гораздо хуже. Я по этому делу с вами и хотел поговорить.

Не вдаваясь в подробности и не упоминая причины, я рассказал, что меня внезапно попросили съехать из доходного дома, и я фактически остался без жилья.

— Ай-яй-яй! Нехорошо-то как! — Мефодий Ильич озабоченно покачал головой. — Какой, говоришь, доходный дом? Дюдюкиных? Намекну при встрече Семёну Васильевичу, чтобы он им внеочередную проверку с пристрастием устроил.

Он сокрушённо вздохнул, а затем внезапно просветлел лицом.

— Миша, да что же это я! Всё, что ни делается, — всё к лучшему. Как я сразу-то не подумал. У меня ведь как раз пара комнат свободных есть. Просторных, светлых, с балкончиком и видом на садик. Райское местечко, гораздо лучше, чем любая гостиница. Чужого туда селить никак нельзя, сам понимаешь. А тебе я их за символическую сумму сдам, всё равно пустые стоят. Как тебе такой вариант?

От такой перспективы запершило в горле, и я едва удержался, чтобы не закашляться. Свободные комнаты, значит? За символическую сумму? Замечательный вариант, если не думать о последствиях. Могу поспорить на миллион: буквально через пару дней после заселения в моей постели обнаружится одна из дочерей Мефодия. Вероятнее всего, старшая. Затем последует душераздирающая сцена с участием родителей и слезами «соблазнённой» девицы. Ах, Михаил Дмитриевич, как вы могли! Воспользовались добротой приютившей вас семьи. Как благородный человек, вы просто обязаны сохранить честь девушки. И пойду я к алтарю под руку со счастливой новобрачной. Бррр! Даже представлять такое страшно.

Нет, однозначно, соглашаться на такой вариант не стоит ни при каких условиях. Совать голову в пасть тиграм в кружавчиках — самое дурное, что можно только выдумать. С другой стороны, просто взять и ответить отказом нельзя: Мефодий Ильич затаит на меня обиду и служить с ним станет гораздо сложнее. С учётом, что он с Мухиным на короткой ноге, то легко может устроить мне «весёлую» жизнь. Так что надо быстро придумать, как выкрутиться из щекотливой ситуации.

— Две комнаты? — Я задумчиво огладил подбородок.

— Именно, Миша. Две большие светлые комнаты,